Юрий Визбор - Альтернатива вершины Ключ

– А что, она не права? – спросил Володя.

– При чем здесь «права – неправа»? – почему-то вскипел водитель. – В строительстве вообще нет такого понятия!

Он расстроился, хлопнул дверью и уехал.

Следом за ним подъехала и Юнна. Вышла из машины.

– Привет, – недовольно сказала она. – Ты не куришь?

– Нет. Бросил три месяца назад.

– Жаль, – вздохнула Юнна, – очень жаль. И жаль, что ты здесь стоишь и меня ждешь, потому что в такой поздний час нужно ждать других женщин: мягких, нежных и добрых.

– Ну, успокойся, – сказал Володя. – Что, у тебя какие-то неприятности?

– Никто не хочет работать. У всех есть оправдания. А я им так и сказала: кто хочет работать – ищет средства для работы. Кто не хочет – ищет оправданий. Что здесь поднялось! Даже Бугримовой обозвали. Я вот сейчас ехала к тебе и думала: ну что я ему скажу? Ну что может сказать женщина в таком состоянии? Я не способна ни на что. Это моя третья стройка, мне 31 год. Был муж. Естественно, ушел, и я его понимаю. Я ем в столовых. Я сварила суп последний раз зимой. У меня здесь квартира совершенно пустая, книги на полу. Летом поехала в отпуск. Три дня отсыпалась в номере, один раз на море вышла. На четвертый день случилась авария на восемнадцатой секции, и меня отозвали на работу. Кому я такая нужна? И зачем мне муж? Чтобы я вываливала на него свои неприятности?

– Да ладно, – сказал Володя, – что ты мне рассказываешь? Я сам строитель.

– Здрасьте! – засмеялась Юнна. – Что строим?

– Жилье.

– Какие серии?

– 2-47 в основном. И-522, рваные края в мелкую шашечку.

– Что же у вас такое старье?

– Вот у меня в команде один архитектор есть, вопрос к нему.

Юнна, почти невидимая в темноте, все же где-то в глубинах автомобильной полочки раскопала сигарету, закурила. Огонек выхватил из темноты половину ее лица, под волосами мягко сверкнула сережка. Под глазами круги, рука, державшая огонь, чуть дрожала. «Да, – подумал Садыков, – большая стройка, не то что наши скворешники».

– Он объяснит – это вопрос к ДСК, – сказала Юнна после паузы. – Архитекторы могут нарисовать все, что угодно. Бумага выдержит.

– Так я и говорю то же самое.

– A y вас на ДСК люди-то приличные?

Садыков немного помялся, будто его спросили невесть про что на судебном разбирательстве.

– Сколы в основном допустимые бывают, – тяжело ответил он. – Ну, иногда приходят переизвествленные панели, не без этого. Но как ее определишь? Через год только, когда начнет протекать…

Он замолчал в досаде на такие свои слова, на весь этот разговор, которому разве что место на производственном совещании. Юнна курила, прислонясь к машине. «Ерунда все это, – подумал Садыков, – не выйдет у нас ничего». Ему вдруг стало легко от этой мысли, холодная уверенность успокоила.

– Больше всего ненавижу, – тихо сказала Юнна, – смотреть на часы. Причем смотреть тайком. Чуть-чуть руку вперед подвинула, вроде она затекла, открылись часы… таким скользящим взглядом по циферблату… Ого! Пора заниматься другой жизнью. Все. Скорости переключаются, мотор гудит, вперед! Куда? И в этой жизни толком не побывала, так, отметилась, и эту жизнь на скорости проскакиваешь, всем привет. Нигде тебя нет, нигде не задержалась, все мимо. Где цель? Где средства? Где время?

– Ты бы курить бросила, – неожиданно для себя сказал Садыков. – Бросишь курить – женюсь.

Юнна расхохоталась, резко, нервически, смеялась, всплескивала руками, то припадая к замершему Садыкову, то отталкиваясь от него. Пыталась что-то говорить сквозь смех: «Боже мой… Я-то… Ой, не могу!…» – В итоге всего этого приступа поцеловала Садыкова в бронзовую щеку.

– Прости, прости меня, – говорила она, давясь последними приступами смеха, – я действительно… произвожу впечатление полной… просто совещание у меня было такое… ну, дикое совещание… с энергетиками. Они ведь – энергетики…

В это время, ах как некстати, – если бы знал этот звонивший т. Степанов! – раздался вызов автомобильной радиостанции. На секунду все остановилось, будто по детской команде «замри». Звезды прекратили свой бег, искусственные спутники недвижно повисли на орбитах. Застыла и мгновенно смолкла коричнево-красная река. Зуммер радиостанции сердито и настойчиво требовал прервать ночной смех, прекратить полунамеки и недосказы, когда у Шайхометова все дело встало! Юнна взяла трубку и сказала: «Ковальская!» Мгновенно возобновили движение звезды и спутники, понеслась вперед и загрохотала река. Она сказала: «Ковальская!» – без всякого видимого перехода, обретя жесткий служебный тон. Эта мгновенная смена интонаций, способность к секундному переключению на самых высоких скоростях поразила Садыкова. «А где вы раньше были, Степанов? Да при чем здесь в машину или не в машину?… Где Шайхометов? А что он сам не звонит, что он вас подставляет? Нет, дорогой мой Степанов, я никуда не поеду. Проинформировать меня – ваш долг». Юнна со злостью вставила трубку в гнездо.

– Вот такое у нас вышло свидание, Володя, – сказала она.

– Да ладно, что я не понимаю? – ответил Володя.

Он подумал, что и вправду у нее жизнь не очень-то сложилась. Что ее занесло на стройку, к мужичью и бетонным работам? Зачем она взялась за такую лямку, как должность замглавного? Вот так жизнь нас, дураков, учит: возьмешься потянуть все это, все кричат вокруг: «Браво! Правильно! Еще чуть-чуть, а мы тут скоро подбежим, поможем!» Потом глядишь – никого нет, один. А потом привыкаешь. И уже выясняется, что лямка эта – содержание жизни. И все разговоры об этом, и все в семье – тоже об этом. И вот уже дети назубок знают сорта кирпича и модели подъемных кранов. И телефон стоит на полу возле тахты: только руку свесить, и ты в родном коллективе, рядом с начальством или подчиненными…

– Лучше б ты не приезжал! – в сердцах сказала Юнна, занимая водительское место. – Растормошил все…

Видно было, как она махнула рукой, вернее, в темноте рукав ее светлой куртки огорченно махнул. Повернула ключ зажигания, слабо осветилась круглой и глупой зеленой лампочкой готовности.

– Завтра я постараюсь заглянуть к вам, хотя это будет очень сложно. Если меня не убьет мастер спорта с мягкой, но тяжелой рукой, хотя бы улыбнись мне.

– Я могу заранее улыбнуться, авансом, – предложил Володя. Это, кажется, развеселило Юнну.

– Прекрасная мысль! – сказала она. – Жалко только – в темноте не увижу. И вообще, жалко, что не вижу твоих глаз.

– Еще насмотришься, – сказал Володя. Он, холодея, положил Юнне руку на плечо. Она, чтобы, как показалось Володе, не вспугнуть эту руку, мягким и осторожным движением повернула ключ зажигания. Заработал мотор.

– Ты был женат? – спросила она. Володя убрал руку.

– Не был. Но… любил.

– По-настоящему?