Юрий Визбор - Ночь на плато

– Грехи наши тяжкие!

«Господи, лишь бы не заговорил, лишь бы прошел мимо!» – бубнил про себя Аксаут, не глядя на человека.

– Опять погоды разыгрались, – сказал он, как бы вторично призывая Аксаута к разговору.

– Да, действительно, – сквозь зубы сказал Аксаут, постепенно теряя надежду на успешность своей засады. Волнующее ощущение ожидаемой строки стало пропадать. Человек, надевший тулуп, стал медленно подниматься по крутой лестнице, и Аксаут догадался – зачем. Он открыл люк, ведущий на чердак, и оттуда повалил пар морозной ночи…

Вот о чем говорил Зайчук! Вот о чем – что сюда не приходит весна. И лето. Ну лето – ладно. Лето – не то. Вот весна! «Сюда не приходит весна…» Нет, не то… «На плато не приходит весна». Куцевато. Надо так: «На плато та-та-та не приходит весна». Вот как надо. Точно. Предположим: «На плато невзначай не приходит весна». Конечно, не невзначай… Постой, как же называется это плато? Какое-то слово… Сверху снова открыли люк, снова в комнату ввалился клуб пара, человек в тулупе стал спускаться.

– Слушай, – сказал ему Аксаут, стыдясь, что он не знает, как его звать, и называет каким-то фамильярным «слушай», – как называется это место?

– Какое? – удивился человек.

– Вот это самое, где сидим.

– Так и называется. Плато.

– Нет, а там еще какое-то слово есть. Название плато.

– А, так бы и сказал. Расвумчорр. Вот как. Расвумчорр.

– Да, да. «На плато Расвумчорр…» Спасибо.

– Пожалуйста, – удивленно сказал человек и, раздеваясь, все посматривал на Аксаута.

Итак, что же у нас получилось? «На плато Расвумчорр не приходит весна». Вот что получилось. Аксаут сумасшедше огляделся – не видит ли его кто. Все спали.

«На плато Расвумчорр не приходит весна». Вот оно что… Строчки, какие-то слова, образы реальные, как ветер, разом наскакивали на Аксаута, как атакующие цепи.

Он только успевал коряво и лихорадочно чиркать их. «Через час вылезать нам на крышу Хибин… Хибин – судьбы… По дороге идя впереди тракторов… потому что дорога несчастий полна, и бульдозеру нужно мужское плечо… потому что сюда.не приходит весна на та-та-та Хибин, на плато Расвумчорр…» Аксаута несло по стремительной реке. Похихикивая, как безумный он писал и писал, а потом его увело куда-то совсем в сторону от этих снегов, и в той стороне, куда его вдруг занесло, открылись ему такие видения, что он только тихо повизгивал и рвал шариковой ручкой записную книжку…

И все. Часов у него не было, и он не знал, только прошло времени. Все ребята спали. Горел синий свет, очень слабый.

– Товарищ поэт!

Аксаут испуганно обернулся и увидел слезающего с нар человека.

– Вы извините, я вижу – не спится… Можно обратиться к вам?

– Что за вопрос? – сказал Аксаут. – Конечно.

– Вы не могли бы мне прислать из Москвы две книжки?

– С удовольствием. Любые книги.

– Так вот, запишите, пожалуйста. Моя фамилия Чуприков Д. Ф. Мне нужна «История археологии» Арциховского… Запишите, а то забудете – Арциховского и «Первородство» Леонида Мартынова. Если можно, Мартынова штук пять пришлите. Сколько можно. Деньги я тут же вышлю, это даже не сомневайтесь.

– А кто вы по профессии?

– Экскаваторщик. Учусь на втором курсе университета на истфаке.

– Пишете стихи?

– Нет, – засмеялся Чуприков, – куда мне…Просто люблю их. И все.

– А зачем вам пять экземпляров мартыновского сборника?

– Для ребят.

– Каких ребят?

– Наших, с плато.

– Им нужны стихи? – вырвалось у Аксаута.

– А как же, – серьезно сказал Чуприков. – Так пришлете?

– Умру! – весело сказал Аксаут и стукнул кулаком по столу.

– Это ни к чему, – сказал Чуприков. – Сначала пришлите!

Почти ослепший от синего света, постаревший на пять лет, измученный, словно семейным скандалом, Аксаут решил не перечитывать написанного (знал, что сейчас все понравится, а завтра – другое дело), добрался до своего мешка и тут же заснул.

Ему предстояло пробыть на плато еще пять дней. За эти дни он так ни разу и не увидел самого плато, потому что из пяти состояний погоды, которые когда-либо наблюдались на плато, функционировали только три средних состояния и не было ничего видно. Он подружился с Зайчуком и очень будет жалеть о том, что на плато сухой закон. Здесь, на плато, он напишет жене самое трогательное за всю их жизнь письмо. С ним хорошо поладят ребята, и он будет долго прощаться со всеми у «людских» тракторных саней, и летящий снег на всей дороге вниз будет стучать в его капюшон, как разлука. Он пройдет по улицам уже как будто давно знакомого города, и совершенно неизвестный человек остановит его и спросит: «Как там наверху?» И Аксаут ответит: «Дует…»

Через месяц Аксаут пришлет Чуприкову «Историю археологии» Арциховского, которую, как оказалось, достать и в Москве было сложно, и семь сборников «Первородство», а Зайчуку – гранки северных стихов. И Зайчук «от имени коллектива строителей» напишет ему письмо, которое Аксаут никому не покажет. В этом письме будет сказано: «Дорогой Михаил Борисович! Мы получили Ваши стихи и читали их. Спасибо Вам, что Вы научили нас жить».

1965