Кэндес Бушнелл - Четыре Блондинки

– Привет! – бросает он небрежно.

– Что делаешь? – холодно осведомляюсь я.

– Хочу сплавать с аквалангом в порт. Думаю, будет здорово.

– Еще бы, – говорю я с сарказмом, – может, тебя зацепит винтом.

– Ох, ради Бога, Сесилия… – Он закатывает глаза.

– А на меня тебе, конечно, наплевать, ведь так?

– Оставь меня в покое, хорошо? – Он натягивает лямки акваланга на плечи.

– Меня достало то, что ты плюешь на меня! – кричу я и бросаюсь на него, и колочу его, пока он не хватает меня за запястья и грубо не утаскивает с палубы.

– Да какого ж черта с тобой творится? – спрашивает он.

Обессилев, я прижимаюсь спиной к стене. Ко мне начинает возвращаться способность соображать, и мне удается сказать:

– Я хочу поговорить с тобой.

– Да неужели? Ну а я не хочу с тобой разговаривать.

Разве он когда-нибудь прежде говорил со мной ТАК?

– Мне НАДО поговорить с тобой, – настаиваю я, – прямо сейчас.

– Ты, по-моему, просто не понимаешь, – заявляет он, натягивая ласты.

– Чего я не понимаю? – вопрошаю я.

– Что я устал, сыт по горло твоими попытками постоянно меня контролировать. Понятно? Просто не мешай мне. Для разнообразия дай мне делать то, что мне нравится, ладно?

– Что тебе нравится? Да ты ничего другого и не делаешь!

Он не отвечает, и мы с ненавистью смотрим друг на друга. Потом он говорит:

– Ну чего ты хочешь от меня, Сесилия?

«Я хочу, чтобы ты любил меня», – эти слова готовы слететь с моих губ, но я не могу произнести их.

– Ведь я прилетел сюда ради тебя, – напоминает он. – Ты захотела побыть на яхте Дайаны Мун – и вот мы у нее на яхте. Я с тобой. Ты все время жалуешься, что мы никогда не делаем того, что хочется тебе. А когда мы это делаем, этого все еще недостаточно.

– Тогда зачем нам сегодня ехать к принцессе Урсуле? Мы всегда поступаем так, как хочешь ты.

– Принцесса Урсула – член семьи. Неужели ты не понимаешь, в чем тут дело?

– Дело не в том …

– А в чем? В чем же? Ну? Меня уже порядком утомили твои притязания.

Господи Боже мой! Ну почему все, что я говорю, ни к чему не приводит? Почему я не могу сделать так, чтобы меня услышали?

– Ты снова встречаешься с Лил Бит Парсонс, да? – спрашиваю я торжествующе.

Это его пронимает.

– Че… – начинает он, но отводит глаза, и я вижу, что попала в точку. – Черт, дай мне передохнуть. – Тон у него болезненный.

– Ты встречаешься с ней. Я все знаю. Она в Европе, отдыхает со своими детьми. Она была в Сен-Тропезе.

– Ну и что?

– А то, что ты бегал к ней, – говорю я, хотя не имею об этом ни малейшего понятия и даже не припоминаю, когда бы такое могло произойти.

– Перестань, – просит он.

– Ты виделся с ней. Ты виноват.

– Я не собираюсь обсуждать это, Сесилия.

– Ты не собираешься обсуждать, потому что я права. Ты опять встречаешься с ней. Почему бы тебе просто не признать это?

– Я же сказал, что не намерен это обсуждать.

– Так знаешь что, дружок, – говорю я, – в последний раз, когда ты не хотел это обсуждать, это появилось… во всех… ГАЗЕТАХ! – Теперь я кричу так громко, что начинает болеть голова.

Хьюберт смотрит на меня (с грустью, как мне кажется) и прыгает в воду. Я поворачиваюсь и прохожу мимо Пола и кока, которые имеют наглость сдержанно улыбаться мне, будто бы только что ничего не случилось. Я думаю о том, как вообще могу выносить такую жизнь, иду на палубу и, благодарение Богу, вижу там Дайану. Я сажусь и опускаю голову на сложенные руки.

– На причале фоторепортеры, – предупреждает Дайана. – Наверняка будет впечатляющая фотография Хьюберта, как он тебя тащит. На обложке «Стар», это уж точно.

– Я не могу так это оставить, – говорю я.

– Она никогда не сдастся, понимаешь? – говорит Дайана. – Она кинозвезда. А кинозвезда не может быть отвергнутой. Она не может поверить, что он выбрал тебя, а не ее. Она будет ходить за ним по пятам до самой его смерти, детка. И даже тогда она будет оттирать тебя от гроба на похоронах. Совсем как Пола Йейтс*.

Дайана зевает и поворачивается на бок, опрокидывая на палубу флакон с лаком для ногтей.

Одна из уловок, которые вы постигаете, выйдя замуж, состоит в том, что не стоит доводить каждую схватку до победного конца. Вы можете сделать небольшой перерыв. Притвориться, что ничего не произошло. Я обнаружила, что это работает с Хьюбертом, которого, как я теперь поняла, очень легко сбить с толку. Может, поэтому он и начал встречаться с Лил Бит Парсонс. Она просто манипулировала им.

Вот почему сейчас, когда он поднимается на яхту и вода стекает по его костюму аквалангиста (который подчеркивает все его мускулы и подтянутый живот), мы с Дайаной смеемся и пьем шампанское, будто вообще ничего неприятного не произошло. Я наливаю ему шампанского, и он вздыхает с облегчением, думая, что, вероятно, гроза пронеслась.

Но это не так.

Она возобновляется, когда мы с Хьюбертом едем на такси к вилле сэра Эрни и принцессы Урсулы на холме в Порто-Эрколе.

– Почему ты тогда порвал с ней? – начинаю я невинно.

Хьюберт держит меня за руку и смотрит в окно на виноградники. Он поворачивается ко мне и спрашивает:

– С кем?

Что-то в его голосе убеждает меня: он понимает, о ком я говорю.

– Ты знаешь, с Лил Бит.

– Ох, – морщится он, – ну я же встретил тебя.

Этот ответ, конечно, не удовлетворяет меня, по крайней мере не до конца удовлетворяет, и я продолжаю:

– Вроде бы в сентябре Лил Бит всегда бывает у принцессы Урсулы…

– Я не помню, – пожимает плечами он. – Они хорошие подруги. Они знакомы с тех пор, как Лил Бит училась в колледже в Швейцарии.

– Колледж в Швейцарии. Чудесное словосочетание! – бросаю я желчно.

Он удивляется:

– А что в этом такого?

Чтобы не уводить разговор от главной темы, я спрашиваю:

– А ты ездил с ней? В Порто-Эрколе, к тетке, каждый сентябрь?

– Ты же знаешь, что да.

– Это, наверное, всех устраивало, – подхватываю я. – Все прекрасно ладят, все – лучшие друзья.

– Это было неплохо, – подтверждает Хьюберт.

– Я не виновата, что Урсула меня ненавидит.

– Это не так. Просто она думает, что ты недостаточно хорошо обо мне заботишься.

Я решаю не уточнять, что стоит за этими словами, демонстративно зеваю и заявляю:

– Лил Бит Парсонс жилось легче всех, кого я знаю.

– Ей не так уж легко жилось, – возражает Хьюберт, – ее парень ее избивал.

– Ох, какое страшное несчастье! Ее парень ее избивал. У нее было несколько синяков. Если тот парень был таким чудовищем, почему она его не бросила?

– Просто она не такая, понятно?

– Ее папочка был богат, и когда ей было семнадцать, она начала карьеру модели, а в девятнадцать получила свою первую роль. Трудная жизнь.

– Если она не выросла в коммуне, это еще не значит, что она не имеет представления о трудных временах.