Райнхарт Юнге - Экскурсия выпускного класса

– Какие выводы мы должны сделать, господин министр?

– Мы не вправе допускать в вопросах внутренней и внешней безопасности либерализма, махровым цветом распустившегося при прежнем правительстве. Социал-демократам предстоит решить, в поддержку демократии или террора они выступают!

– А какой вклад могли бы внести вы, ваше правительство?

– Что нам нужно, так это расширение возможностей полиции по выявлению террористических акций в зародыше, с целью их предупреждения. Бесконечным рассуждениям на тему, допустимы ли в правовом отношении тайные агенты, то есть переодетые полицейские, в уголовной и экстремистской среде, должен быть положен конец. Подобная мера необходима. И я хотел бы подчеркнуть еще раз: необходим федеральный закон о полиции, дающий нам возможность совместных действий в особых случаях, позволяющий оснастить полицию новыми видами оружия и избавляющий от юридического крючкотворства, мешающего нашим парням в чрезвычайных обстоятельствах немедленно вытащить пистолет. Законы должны защищать государство и верных его слуг, но не врагов государства.

– Господин министр, благодарю вас за интервью».

Законодательницы мод были возмущены. С недовольными личиками стояли они в посудомоечной туристской базы, рассматривая с нарастающим омерзением гору грязной посуды, которую подвозили на тележках. Недоеденные картофелины, обглоданные кости, плавающие в белой жиже кусочки огурца – все это и в самом деле выглядело далеко не аппетитно.

– Что случилось? – спросила Рената Краузе у превратившихся в соляные столпы граций. – Ревматизм разыгрался?

Беа сунула практикантке под нос свои свеженамапикюренные пальчики.

– Надеюсь, вы не думаете, что этими руками я стану соскребать все дерьмо?

– А почему бы и нет?

– В жизни не делала ничего подобного.

На мгновение практикантка потеряла дар речи, потом спросила:

– Скажи, Беатрикс, тебе никогда дома не приходилось мыть посуду?

– Мне?! – Глаза Беа расширились от ужаса. – А на что тогда вообще мамочка? Старик приносит бабки, я занята учебой, мамаше остается домашнее хозяйство.

Насмешливые смешки. Отбывающий гражданскую повинность парень, давно уже дожидавшийся у посудомоечной машины, покрутил пальцем у лба.

Биргит почувствовала себя обязанной поддержать закадычную подругу:

– Я тоже не стану этого делать!

– Почему же?

– Тут можно подцепить какую-нибудь гадость!

Парень ухмыльнулся и протянул красоткам свои руки.

– Как, по-вашему, они выглядят?

Биргит невольно взглянула на изящные, тонкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.

– Довольно чистые, – признала она в конце концов.

– Может быть, язвы или экзема?

– Насколько я вижу – нет.

– То-то. А знаешь, что я делаю этими руками в сем благородном заведении?

– Мне-то какое дело? – надменно спросила Биргит.

– Много разных вещей, мышка. К примеру, прочищаю засорившиеся унитазы, когда леди вроде тебя швыряют туда использованные тампоны!

Беа отступила на шаг.

– Прочищаешь руками?

– Ну, естественно…

Гробовая тишина.

Девицы уставились на парня так, словно им явились граф Дракула, дьявол и популярный рок-певец в едином облике.

Биргит нашлась первой.

– Ну и что? Это твоя работа! Мог бы пойти служить в бундесвер.

Когда этого никто не ожидал, подала голос Елизавета. Привычным движением она откинула челку со лба и заявила:

– Я тоже нет это делать!

– Нет? – Парень уперся кулаками в бока.

– Нет! Мне нет нужно работать кухня!

– Полька? – с участием осведомился длинноволосый.

– Я? Я нет полька, я немецкий!

– Слушай, киска! – Тон парня становился понемногу угрожающим. – От молитв тарелки чистыми не станут.

– Мы заплатили!

– Сколько же? Как за отель?

– Двадцать марок за день!

– Так вот, мышка. Или ты немедленно доплатишь шестьдесят марок, тогда тебе не нужно мыть посуду, и я даже постелю тебе постель, если ты того пожелаешь. Если нет – бери сейчас же тарелки, соскребай остатки еды в зеленое ведро и загружай в машину!

Затем он показал на Беа и скомандовал:

– Милочка, ты будешь помогать польской графине! Остальные берут полотенца, вытирают чистую посуду и убирают ее вон в тот шкаф. Кто не хочет, может выметаться через десять минут с барахлом на улицу. Всем ясно?

Прежде чем заняться своим делом, он бросил быстрый взгляд на практикантку. Та улыбнулась и подняла вверх большой палец.

Обермейстер полиции Хаггеней, двадцати девяти лет, направлялся в патрульном «пассате» к зданию полиции, чтобы сдать дежурство. Георг Лузебринк, тридцати восьми лет, обервахмистр и начальник патруля, сидя рядом с ним, лениво жевал резинку. В последний раз за сегодняшний день проезжали они по новому промышленному району.

– Давай-ка еще раз к «Эльху», – приказал Лузебринк.

– Что, покупки собираешься сделать?

– Чушь. Хочу еще раз взглянуть на фургон.

– На какой фургон?

Хаггеней давно уже забыл про тот случай. Лузебринк напомнил.

– Совсем с ума сошел! – возмутился Хаггеней. – Мы уже, считай, закончили!

– Поезжай! Кому сказано!

«Форд» все еще стоял на старом месте.

Патрульный автомобиль с позывными «Хельвег 12–16» остановился рядом.

– Ну и что дальше? – спросил Хаггеней.

Этого Лузебринк тоже не знал.

– И все-таки очень странно, – заметил он вдруг. – Взгляни, там за домом он красит, а здесь оставляет свой драндулет. Ты видел когда-нибудь маляра, который по доброй воле станет тащить ведро с краской через всю пустую стоянку?

Повинуясь внезапному приливу служебного усердия – первому за последние шесть или семь лет, – Лузебринк вылез из автомобиля. Кряхтя, поднялся он на подножку «транзита» и заглянул внутрь. Однако, кроме забытого термоса, на полке рядом с приборным щитком разглядеть ничего было нельзя.

Хаггеней нетерпеливо нажал стартер. Глухой стон внутри фургона потонул в этом шуме.

Лузебринк разочарованно уселся на свое место.

– И все-таки это странно, – упорствовал он. – Надо сообщить следующей смене. Пусть глянут еще раз.

Почти в полном составе десятый «Б» расселся на низенькой ограде перед туристской базой. Вейен назначил прогулку в деревню, и все дожидались шестерых фей, подвергавшихся истязаниям в посудомоечной. В разрыве между облаками блеснул робкий солнечный луч – погода явно, хотя и медленно, улучшалась.

Наконец явились богини. Лица у них были мрачными, словно Мёнезее в февральские сумерки.

Вейен снова пересчитал всех по головам. Затем вывел строем за ограду, на другую сторону улицы. Там он занял место в голове колонны, дав указание практикантке следовать в арьергарде, дабы подгонять отстающих, врачевать натертые ноги и спасать утопающих. Вид у него был такой, словно они отправлялись в опасную для жизни экспедицию по Скалистым горам.