Михаил Веллер - Любит – не любит

В юности любое путешествие — радость и открытие. Обиды и подозрения померкли, остались благодарность и предвосхищение.

— А где мы будем ночевать?

— В гостинице.

— В одном номере?

— Снимем два. Или пять.

Она долго собирала сумку: а если вечером в ресторан?.. а если в музей?.. А если вечером он придет к ней в номер, как быть?..

Проснулась утром в темноте: будильник еще не прозвонил. Сидела над телефоном, готовая:

— Доброе утро!

— Доброе утро, — ответила в полусонной нежности.

— Так через час я тебя жду в машине. На углу, как договорились. Ты как?

— Замечательно!

— Я тебя целую, милая.

— Я тебя тоже… милый… — прошептала она. Сейчас она почти любила его. Он был сильный, он все мог, мир принадлежал ему, и этот мир он дарил ей в залог своей любви.

Душ, завтрак, — она удивилась: все уже сделано, а еще полчаса осталось. Родители проснулись, поворчали ласково:

— Как только приедешь, сразу позвони.

— И не ходите нигде поздно, будьте осторожнее.

— Надеюсь, твоя Света — рассудительный человек.

— Крайне рассудительный человек моя Света, — уверила их дочь, веселясь.

Колкие кристаллы звезд дрожали, соответственно, сверху. Безобразные пространства новостроек хранили благолепную тишину и пустынность: суббота. Проковылял в колдобинах заиндевевший автобус, протрусил рехнутый приверженец бега трусцой, тряся задом.

Игорь подъехал в восемь без одной минуты: синие «Жигули» издали мигнули фарами. Открыл ей дверцу, кинул сумку на заднее сидение. Обнял, севшую рядом:

— Привет путешественникам! Вперед?

— Вперед!

В теплом салоне приятно пахло обивкой, нагретой резиной, смазкой — запах комфортной техники. Кассету в магнитофон, Раффаэлла Карра из динамиков сзади, сцепление отпускается, и мягко трогается машина навстречу будущему. Валя прижмурилась и улыбнулась.

Долго крутили по улицам, пробивая выход из города, мягко клонило в сторону на поворотах.

— А скоро мы доедем?

— Часа за четыре, если все в порядке. Ты завтракала? Есть хочешь?

— Завтракала. А ты? Я взяла с собой. Кофе есть в термосе, выпьешь?

— Кофе — выпью. А завтракать как следует будем в Нарве, прекрасное кафе сразу за въездом, и открывается рано; прилично готовят.

Мотор зачихал.

— Что еще такое, — произнес Игорь и убавил газ. Мелочь.

Перебои продолжались. Он прибавил оборотов, потянул подсос.

Двигатель закашлял, поперхнулся и заткнулся, заглох.

У Вали резко упало настроение. Не хотелось верить ни во что худшее, но мрачный внутренний голос предрек, что никогда не попадут они ни в какой Таллинн.

— Сейчас, — беззаботно пообещал Игорь, проворачивая стартер с нудным скрежетом…

— Зажигание, — знающе определил он. — Ерунда. Первая поломка на трассе! — хлопнул Валю по плечу.

Полутемный Московский проспект был безлюден, вставший «жигуль» никого не интересовал. Игорь тупо воззрился под капот. Раз в пару месяцев машина отгонялась на профилактику знакомому автослесарю, чем и ограничивалось знание матчасти.

Если судить по внешнему виду, двигатель был в большом порядке. Но не работал.

— Бывает, — бодро сказал Игорь, садясь за руль и дуя на покрасневшие руки. — Сейчас разберемся…

Бодрость была фальшивой. У Вали упало сердце. Он снова пытался изображать не то, что чувствовал на самом деле.

В последующие четверть часа его безуспешных попыток подчинить своей воле это поганое чудо техники, двигатель внутреннего сгорания, пассажирка в выстывающем салоне передумала о многом. О поведении водителя. О степени готовности техники. О ценах на бензин и гостиницу. Об опасностях на дорогах.

— А ты с собой много вещей взял? — вдруг спросила она.

Он взглянул с непониманием, переходящим в понятное раздражение:

— Ничего не взял. А что ты спрашиваешь?

— А переодеться вечером?

— Переодеться? Вечером? А зачем? И так нормально.

— И еды не взял?

— Да куда? Тут дороги-то…

— А зубную щетку взял?

Игорь удивился:

— Чего тебе щетка?

— Покажи, — велела она странным голосом.

Он улыбнулся:

— Знаешь, и щетку не взял. Она дешевле бутерброда; люблю ездить налегке.

— Как же ты, такой обстоятельный, такой рациональный, не взял с собой щетку?

Раздражение в такой ситуации как нельзя более естественно, и так же естественно срывается оно на том, кто под рукой.

— При чем тут щетка! — заорал он. — Тут машина заглохла!

— И с чего же она заглохла?

— Вот и разбираюсь!

— И я разбираюсь.

— В чем ты-то разбираешься?

— В машине.

— Ты разбираешься в машине?

— Ага. Разбираюсь: заглохла или должна была заглохнуть?

До него, наконец, дошел ее тон.

— Ты что, мне не веришь?!

— А почему я должна тебе верить? Ты же мне не веришь!

«Дура, разлетелась в путешествие. Всем уже нахвасталась… И могла поверить, будто что-то для него значу. Так ему папочка и даст гонять машину за тысячу километров. Спектакль. Конечно: и впечатление произвести, и трат никаких…»

— Сейчас попробуем еще, — через силу сохранял выдержку Игорь.

Уже светлело, белесо и хмуро; с мокрой спиной и окоченевшими руками он ввалился на сидение.

— Можешь не стараться, — злым и несчастным голосом сказала Валя. — Никуда мы не поедем.

— Почему это не поедем… — деморализованный, он еще упрямился.

Когда розовые девичьи грезы рушатся в скверную реальность, от них остается чернильная лужа вроде той, что окутывает удирающую каракатицу. Валя ненавидела себя, машину, Таллинн, номер в гостинице, ресторан, а пуще всего ненавидела виновника всего этого крушения.

— Ладно, — холодно произнесла она. — Долго еще присутствовать на представлении, или зрители на сегодня свободны?

Игорь побледнел от оскорбления:

— И ты можешь… Кататься — так милый, а саночки возить — так долго ли присутствовать! А если б у меня не было машины?

В волнении, как известно, слова вываливаются сами, и не самые удачные, усугубляя несимпатичность ситуации.

— А машина и так не твоя, — расчетливо уязвила Валя. Она обрела спокойствие, словно у них была одна доза раздражения на двоих, и по мере того, как один заводился, другой успокаивался. — Она папочкина. И можешь трястись над ней, сколько угодно.

Вытянула сумку и выскочила, хлопнув дверцей.

— А катись ты к… — выкрикнул Игорь, бешеный от обиды.

Ни фига себе сходили за хлебцем, с черным юмором поздравила себя Валя, трясясь в холодном троллейбусе.

В десять она была уже дома: с каким-то даже весельем объявила, что Светка заболела и поездка откладывается, и села перед теликом смотреть «Утреннюю почту».

На автостанции был выходной. Пришлось звонить о поломке отцу, что также не способствовало улучшению настроения. В полдень приехал отцов приятель, машину отбуксировали к дому.