Вадим Смоленский - Записки гайдзина

– Добрый вечер, – сказал я. – Присаживайтесь.

– Не..е..е... У меня зака..а..аз...

Она сделала плаксивое лицо и медленно уползла.

– Что это с ней? – спросил я. – Болеет?

– Это понарошку, – объяснила Анжелика. – Роза всегда типа болеет, у нее имидж такой. Ее тогда кексы жалеют и денег дают больше. А так она нормальная, только в роль сильно вошла, мы даже беспокоимся теперь. Давай выпьем, чтоб она была здорова.

На трепангов обрушилось еще полста.

– Бааби !.. Андзерика !.. Симэй дэс !..

– Нас заказали, – деловито сказала Барби, ставя на стол пустой стакан. – Отдыхай, увидимся.

В одиночестве я сидел недолго и через минуту перешел под опеку следующей красавицы. Она была похожа на воздушный шарик, в нужных местах перетянутый тугими резинками, – а походку имела такую, словно ее с отскоком от пола вел невидимый баскетболист. Плюхнувшись напротив, выбросила в мою сторону жеманно изогнутую руку:

– Говорят, наши в городе?

– Не врут.

– Каролина.

– Очень рад.

– А чего ты девчонкам не башляешь?

– Жадный.

– Да ладно тебе. Ты давай башляй.

– Ага.

Попса в динамиках вдруг обрубилась, и свет в заведении стал медленно гаснуть.

– Рэдиз андо дзенторимен! – раздалось под потолком. – Сёу-тайм!!!

Публика затихла и напряженно подалась вперед. Сценическое возвышение осветилось, заиграл какой-то несуразный гопак – и кулисы исторгли тощенькую приму в цветастой пачке и в таком же цветастом бюстгальтере. Выбежав на середину, прима исполнила несколько не вполне уверенных па, а затем нажатием потайной кнопки отправила обе половины бюстгальтера дуплетом в потолок, явив взорам изголодавшейся публики давно обещанное.

– Рэдиз андо дзенторимен! – торжественно возгласил ведущий. – Дзыс из Синди!!!

Под одобрительные крики и рукоплескания Синди разыграла минутную пантомиму, изображая сразу и корову, и доярку. Затем спустилась в зал и подиумным шагом направилась к ближайшему зрителю. Пантомима повторилась в сокращенном варианте у него перед носом. Зритель вытащил кошелек.

– Понял, как надо? – наставительно сказала Каролина.

Когда Синди взошла обратно на сцену, балетной пачки на ней уже не было, а из трусов во множестве торчали тысячные банкноты – как подрывные брошюры за кушаком революционного студента. Она раскланялась, послала залу воздушный поцелуй и исчезла за кулисами.

– Ну, чего не дал? – строго спросила Каролина. – Жаба давит?

– Так она не подошла... Кабы подошла, я б дал...

– Рассказывай! – Каролина махнула рукой, поднялась и отпасовалась на другую половину поля.

Музыка сменилась на что-то сладкозвучно-персидское. Я взял два морковных ломтика и попробовал загрести ими побольше майонеза. Ломтики были длинные, хлипкие, немилосердно гнулись и на роль палочек совсем не годились.

– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Моника!!!

Я поднял глаза и увидел на сцене свою недавнюю собеседницу. Она блестела и переливалась, вся увитая разноцветной мишурой и перьями. Из области копчика произрастал павлиний хвост. Спереди, потеснив перья и мишуру, выпукло торчало все то же. Новую пантомиму следовало бы назвать «Птичье молоко».

Выполнив план по надою, Моника спустилась со сцены и направилась прямиком ко мне. Дойдя, развернулась задом и несколько раз подвигала вверх-вниз хвостом. Амплитуда была впечатляющей.

– Классно, – сказал я.

Уперев руки в боки, она стояла передо мной. Ей не хватало лишь прилавка с толстолобиками.

– И что теперь? – спросил я. – Денег дать?

Она уверенно кивнула. Я вытащил из кармана тысячную купюру и сунул ей куда-то в мишуру. Она довольно хлопнула себя по оперению, потрепала меня по щеке и проследовала к следующему столику – а там уселась на зрителя верхом и скакала на нем амазонкой, покуда тот не раскошелился.

– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Памэра!!!

Третий номер программы был, видимо, задуман гвоздем. Таких размеров и таких надоев не видывала никакая ВДНХ. Клиенты заведения благоговейно примолкли и таращились на рекордсменку, чтобы во всех деталях донести увиденное до друзей и сослуживцев. Памела властно и величественно прошлась по залу – как татарский хан, собирающий дань с покоренного племени. Я был единственным, кто удостоился от нее каких-то слов. Принимая от меня очередную сэнку , она наклонилась и жарко прошептала:

– Милый, как меня достали эти обезьяны!..

Я проводил ее взглядом до следующего столика, где уже взволнованно трепыхались протянутые банкноты. Вдруг справа вытянулась чья-то рука и утерла мне нижнюю губу влажной салфеткой. Рука принадлежала конопатой девчонке с озорными глазами – я и не заметил, как она подсела ко мне со своими шуточками.

– Привет, меня зовут Миранда.

– Привет, Миранда.

– За знакомство?

– Давай.

– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Антонио!!!

На сцене нарисовался мускулистый бронзовый красавец в плавках. Он поворачивался туда-сюда и напрягал различные группы мышц, как на турнире по бодибилдингу.

– Антонио из МАЧО !!!

– МАЧО !!! МАЧО !!! – в восторге заголосили пьяные гости.

– Тьфу ты! – сказала Миранда. – Руки-то красные. «Мачо»...

– А почему красные?

– Он у нас посудомойка. Сейчас покривляется, штаны наденет, и опять на трудовую вахту.

Мачо обошел зал, собирая в плавки чаевые.

– Рэдиз андо дзенторимен! Сёу-тайм из ова! Санкю вери мач!!!

На сцену выкатили установку для караоке. Из зала вышла тетенька лет семидесяти, овладела микрофоном и затянула грустную песню.

– Надеюсь, она не будет раздеваться? – спросил я.

– Эта не будет. А вообще бывает – иной кекс переберет и давай стриптизить. Помню, один монах из рясы выпрыгнул и за Каролиной погнался. Еле убежала.

– Весело тут у вас.

– Ну. Потом, говорят, надоедает. Но я недавно, мне еще не надоело.

– А с языком как?

– Пока не очень. Но я учу. Вот, смотри...

Миранда протянула крохотный блокнотик. Я открыл наугад и прочитал:

боинчан – грудь скебе – козел

печапай – грудь сэнэн – сэнка

ощили – жопа ичиман – манка

атока – мужик оманка – спросить у девч.

– Хороший глоссарий, – сказал я. – Репрезентативный. Но есть некоторые неточности в переводе. Вот, скажем, «скебе» – это не то, чтобы «козел».

– А как?

– Ну, что ли... «сексуально озабоченный».

– Значит, козел и есть. Все правильно. Что они, не козлы разве?

– Козлы, блин, все как один! – вернувшаяся Моника, уже без хвоста и перьев, устраивалась рядом. – Тупые, грязные, скебешные козлы!

– Точно, – подтвердила Синди, вливаясь в компанию. – Козлы. И обезьяны. Все до одного. Ненавижу.

– Кто это «все до одного»?