Жоржи Амаду - Бескрайние земли

— Мануэл Дантас.

Полковник Манека Дантас поднялся, но не успел ступить и шага, как на весь зал прозвучал голос Женаро:

— Отводится.

— Отведен представителем обвинения… — заявил судья.

Манека Дантас сел, мальчик продолжал вытаскивать карточки. Время от времени кто-то отводился или обвинением, или защитой. Наконец присяжные были избраны. В публике обменивались замечаниями:

— Он будет единогласно оправдан, гарантирую…

— Не уверен… Есть два сомнительных голоса… — и шопотом произносились их имена.

— Возможно, даже три, — сказал другой. — Жозе Фария не очень-то за Орасио… Он может голосовать против…

— Вчера Руи побывал у него дома. Он будет голосовать за оправдание.

— Бадаро подадут кассационную жалобу…

— Наверняка все присяжные проголосуют за. Какой может быть разговор о кассации!

Начали заключаться пари, будет ли подана кассация. Прежний состав Высшего кассационного трибунала штата еще не сложил своих полномочий. Если поступит кассационная жалоба, Орасио, возможно, осудят или, во всяком случае, направят дело на новое рассмотрение уже другим составом суда. Большинство присутствовавших в зале считало, однако, что полковник будет единогласно оправдан и, таким образом, вопрос о кассации отпадет.

Присяжные принесли присягу «судить справедливо, в соответствии с правдой и со своей совестью», после чего уселись на места. Мальчик, вынимавший карточки из урны, сошел с судейского возвышения и уселся позади скамьи защиты. На этом месте он просидел в течение всего судебного заседания, с горящими глазами слушая прения. Даже глубокой ночью, когда некоторые из присутствующих уже дремали на скамейках, мальчик напряженно следил за зрелищем.

Разговоры внезапно прекратились, и в зале воцарилась тишина; судья приказал полицейскому инспектору ввести подсудимого. Браз вышел и вскоре вернулся, введя в зал полковника Орасио да Силвейра. С обеих сторон подсудимого шли двое солдат. Орасио был одет в черный фрак, волосы зачесаны назад, у него был серьезный, почти сокрушенный вид. Он остановился перед судьей. Наступила тягостная тишина. Присутствующие подались вперед. Судья стал задавать, вопросы:

— Ваше имя?

— Орасио да Силвейра, полковник национальной гвардии.

— Профессия?

— Земледелец.

— Возраст?

— Пятьдесят два года.

— Местожительство?

— Фазенда Бом Номе в округе Ильеуса.

— Известно ли вам, в чем обвиняетесь?

Голос полковника звучал ясно и твердо:

— Да.

— Можете ли вы что-нибудь сказать в свою защиту?

— Это сделают мои адвокаты…

— У вас есть адвокаты? Кто они?

— Доктор Виржилио Кабрал и доктор Руи Фонсека.

Судья показал на скамью подсудимых:

— Можете сесть.

Однако Орасио остался стоять. Браз понял, убрал унизительную скамью, принес стул. И все же Орасио не сел. Это вызвало сенсацию в зале. Руи обратился к судье с просьбой предоставить обвиняемому право присутствовать на суде стоя, не садясь на эту символическую скамью подсудимых. Судья разрешил, и со всех концов залы можно было видеть гигантскую фигуру полковника, который стоял со скрещенными на груди руками, вперив взор в судью. Мальчик привстал, чтобы лучше видеть его, и нашел, что Орасио великолепен, он никогда его не забудет.

Секретарь начал читать обвинительный акт и другие материалы по делу. Чтение продолжалось целых три часа; показания свидетелей следовали одно за другим. Изредка адвокаты делали у себя пометки. Рядом с Женаро возвышалась гора толстых книг по юриспруденции. Когда чтение материалов процесса закончилось, был уже час дня, и судья прервал заседание, чтобы позавтракать. Присяжные остались в зале, чтобы не иметь возможности с кем-нибудь увидеться; завтрак для них принесли из гостиницы — он был оплачен за счет префектуры. Лишь для Камило Гоиса принесли завтрак из дому, так как он страдал несварением желудка и находился на диете.

Мальчик, присутствовавший на суде, вышел, держась за руку отца, но когда судебный пристав позвонил в большой колокольчик, вызывая адвокатов и секретарей, он уже снова был на пороге зала. Орасио вернулся в зал и встал перед судьей. Слово было дано представителю государственного обвинения. Как и ожидали, обвинение оказалось не очень строгим. Прокурор говорил полчаса и оставил бесчисленное количество лазеек для защиты. Но, согласно обычаю, закончил требованием применить самую высокую меру наказания, то есть осудить на тридцать лет тюремного заключения.

После него трибуну обвинения занял доктор Женаро. Он говорил целых два часа, перемежая речь цитатами из книг — некоторые на французском, другие на итальянском языке, — с пространным разбором показаний свидетелей, которые, по его утверждению, неопровержимо доказывали, что убийца был жагунсо Орасио. Женаро основывался главным образом на показаниях человека с фальшивым брильянтом, который разговаривал с убийцей накануне преступления. Он изложил весь ход борьбы за Секейро-Гранде и заявил далее, что, если «подсудимого не осудят, правосудие на землях Ильеуса будет выглядеть самой трагической комедией». Он закончил тем, что привел несколько латинских изречений, после чего уселся. Публика, хотя и мало что уразумела из этого смешения языков, пришла, однако, в восхищение от эрудиции адвоката. Им неважно было, какую позицию он занимает: его уважали, как некую ценность, принадлежавшую Ильеусу.

Слово взял доктор Фаусто, и присутствующие с любопытством вытянули шеи. Этот адвокат прославился как хороший оратор, его замечательные речи получили в Баие широкую известность. Правда, жители Ильеуса предпочли бы видеть его в роли защитника, а не обвинителя. Утверждали, что Синьо Бадаро нанял его за пятнадцать конто. Фаусто не стал произносить длинной речи, он приберегал аргументы для прений сторон. Его речь была звучной. Адвокат произнес ее прерывающимся от волнения голосом. Он говорил о жене, оставшейся без мужа, о брате, лишившемся брата, расхвалил Жуку Бадаро — «странствующего рыцаря края какао». Его голос то повышался, то понижался, в нем звучала ненависть, когда он упоминал об Орасио, «жагунсо, ставшем вожаком жагунсо», и становился нежным, когда адвокат вспоминал об Олге, «бедной безутешной супруге». В заключение он обратился с призывом к благородному чувству правосудия присяжных. После его речи заседание было прервано на обед.

Вечером публики собралось гораздо больше, и мальчику с трудом удалось занять свое место. Торговые служащие, не имевшие возможности прийти на дневное заседание, теперь заполнили даже лестницы префектуры. Всем хотелось услышать речи адвокатов защиты.

Первым говорил Виржилио, ответивший в своей речи Женаро. Он разгромил свидетелей. Доказал слабость всего процесса и вызвал сенсацию, когда коснулся личности человека с фальшивым брильянтом, который был главным свидетелем обвинения. Виржилио заявил, что это всего-навсего мошенник по имени Фернандо, прибывший в Ильеус несколько лет назад, — бездельник с неопределенными источниками существования. Этот «столь ценный для обвинения свидетель» находится в данный момент в тюрьме Ильеуса, он арестован за бродяжничество и хулиганство. Какое значение могут иметь слова подобного человека? Вор, бродяга, лжец. Доктор Виржилио зачитал показания, полученные им от испанца, хозяина таверны, где убийца разговаривал с человеком с фальшивым брильянтом. Испанец заявил, что этот человек всегда был известен как лжец, любитель рассказывать всякие небылицы, выдумывать якобы происшедшие с ним истории; и испанец даже подозревал, что это он в двух случаях ответственен за пропажу разменной мелочи, хранившейся у него в ящике прилавка. Какую свидетельскую ценность для закона могли иметь показания такого типа?