Автор неизвестен - Азюль

— У меня есть страховка, — заплетающимся языком рассказывал мне Валера, — что, если мне адвокат нужен — пожалуйста. У меня есть страховка… Тоже одна есть. Я прихожу, к примеру к Игорю домой, повернусь и хлопну его вазу об пол, а ему денег за нее заплатят.

— Так иди скорее поперебей все к чертовой матери! И пусть мне денег дадут, — радостно предложил ему Игорь.

— Нет, нет, нет! Я сейчас пьян: нельзя! — он отрицательно помахал головой.

Мы помолчали, обдумывая преимущества жизни здесь. И вправду, кто в совке за разбитую вазу платить станет? Потом Валеру осенило и он уставился в мою сторону.

— Павел! — его языком, как и мозгами, явно игрались сейчас спиртные пары. — Вот ты, когда был хозяином фирмы, скажи сейчас: тогда ты был доволен?

— Я не знаю, Валера! Мне было об этом некогда думать.

— А я сейчас доволен! Мне пока ничего не надо! У меня на счету пятнадцать тысяч марок лежит, я ничего не делаю — и хорошо!

— Молодец! — я тупо на него посмотрел.

— Вот — Леня! Ты помнишь Леню?

Леню я помнил, немотря на выпитое шери. Он был нашим общим другом. Я кивнул.

— Вот Леня имеет под тысячу марок в месяц, там в Киеве. А носится для этого по всему Советскому Союзу, как дерьмо в проруби, рэкетирам деньги платит. Ты, кстати, рэкетировал?

— Ага!

— И как?

— Хорошо.

— Вот, посмотри на него Игорь, он — деловой человек. Был большой человек, а сейчас сидит здесь на азюле, в Германии.

— Да-а, повезло, — согласился Игорь.

— Это чем мне полезло? — поинтересовался я на всякий случай.

— А Бог его знает! — мы чокнулись.

— Я тебе Паша, только одно сказать хочу. Знаешь, я вот все сюда рвался. Скорей, скорей… А теперь мне назад хочется, не совсем, а так, побывать, посмотреть…

Утром следующего дня я мог с полной уверенностью заявить, что развеятся удалось на полную катушку. Так, что больше просто уже не лезло.

Вернувшись в лагерь, я нюхом почувствовал что-то неладное. Оно просто висело в воздухе невидимым предупреждением, как паутина. Все, вроде, так, как обычно. Лагерь живет, в половине комнат пьют водку, в половине протрезвляются. Но седьмое чувство не дает покоя.

Загадка разрешилась в рекордные сроки. Дверь в соседний номер, тот, что обычно пуст, была приоткрыта. Она оказалось первым необычным признаком. Но ужасным было не это, ужасным было то, что оттуда слышалось. Это была… русская речь.

Беда! Я не знаю почему, но уже всеми кожными рецепторами почувствовал неладное. «Nix gut!» — вот так принятоо оценить подобную ситуацию у нас, азюлянтов.

Ничего не имею против русских, но нередко предпочитаю от некоторых держаться подальше. Опять то же седьмое или какое там чувство предлагало мне поступить именно так. Русские иммигранты за границей своих соотечественников, вообще, не очень жалуют. Причин тому очень много, хоть и ни одной веской. Я быстро зашел домой, плотно закрыл дверь на ключ и, вместо приветствия, спросил Катю обеспокоенно:

— Правда?

— Что ты? — удивленно посмотрела она на меня, предположив, видимо, влияние вчерашней передозировки.

— Русские? — отчаянно пояснил ей.

— Нет — осетины.

— О, Боже! Это еще лучше! — моя рука схватилась за голову.

Я не успел закрыть рот, как в дверь постучались. Мы отворили. В дверь просунунулась плотная девушка с исключительно некрасивым лицом. Такое, даже если поискать, не всегда найдешь.

— Катя, можно я… — начала она с радостной интонацией, но прервалась на полуслове, заметив меня.

— Нельзя, а что именно, — поинтересовался теперь я, не давая ей повода предположить, что я в восторге от визита.

— Ой! А мы — новенькие, — по ее голосу было поянтно, что на этом месте в мои обязанности входит бросится плясать лезгинку от восторга.

— А-а… Вижу, — энтузиазма во мне не прибавилось ни внешне, ни, тем более, внутренне. — Ну гут. Откуда вы, из Осетии?

Она кивнула.

— Мы хотели только печку попросить для чая… — нерешительно начала она наконец пояснять цель своего появления.

— Лучше для чайника: вкусней получится. Бери и будь, как дома. Может вам кровать нужна? — указал я на «второй этаж», но та отказалась.

Катя, отпаивая и откармливая меня от вчерашней работы в гостях, рассказывала о новостях последних суток. Их было не много, точнее всего одна, но ее хватало за десять других.

Итак, они — осетины из Владикавказа, а по человечески из Орджоникидзе, хотя, впрочем, все равно с трудом представляю, где это. Они перешли речку вброд в мороз. Пришлось прокомментировать, что «дуракам закон не писан». Здесь, в Швальбахе мужики стали говорить, что женщины их жены, но документов нет. Азюлянту с женщиной после одиннадцати не положено, и комнаты выдали для парней и девушек разные. Они это тяжело переживают. Я сказал, что это у них только первая проблема в Германии, она же и самая простая. Еще они приходят у нас попросить то печку, то зеркало, то еще чего. Последнее обстоятельство меня, по понятным причинам, обрадовало больше всего. Я поинтересовался, не надо ли кому-то и колыбельную перед сном спеть или просто с кем-то поспать. Получив отрицательный ответ, удалился в 33-ий.

В самом 33-м компания из Юры и Лени грустно лежала и то ли чего-то ждала, то ли просто у них был приступ полного очумения от безделия.

Появление осетин вызвало у них эмоции, подобные моим. Этот вопрос подискутировали. Я поведал о своих вчерашних подвигах. Рассказ никого не воодушевил. Отчаянная тоска сковала их молодые души до самой глубины. Причина лежала в полном отсутствии курева. Идти с Борей на промысел в аэропорт никто не хотел, но курить жаждали.

Мне предложили абгемахт на пять марок, но я не подписался. Тогда Юра предложил мне свою часть прав на телевизор. На это ему резонно заметил, что если мы его разрежем, то эти права вообще никому не понадобятся. Потом свою часть предложил и Леня. Я поинтересовался, мол, а как с Бородой, в смысле с Борей. Меня уверили, что это — не моя проблема. В таком подходе виднелась большая доля здравого смысла. Абгемахт состоялся. Телик мне достался за десять марок, а с Бориной частью пусть они сами разбираются. Я тронулся покупать им сигареты, а они понесли ко мне телевизор.

Дома попили чайку. Я понежил взгляд о собственный телевизор, а они умудрились скурить почти половину сигарет — считай половину телевизора. Мне пришлось еще раз отметить Юре, что курение — вред, и телевизоров при таких скоростях не напасешся.

Через несколько минут пришли к единному мнению, что наблюдать лица друг друга всем явно уже наскучило. Со всеобщего одобрения двинулись мы делегацией «стариков» навестить осетин.

У тех вся компания оказалась в сборе. После долгой и нудной церемонии представления, когда они говорили имя каждого своего, а мы каждого своего, все, наконец, присели и повели светскую беседу. По праву старожилов, мы могли сохранять гордо-покровительственный вид и спокойно пояснять им что-нибудь, в ответ на вопросы, при этом, естественно, ожидая, что тебе смотрят в рот. Мы так и делали, но те решили показать, что крутые — они.