Автор неизвестен - Азюль

— Хорошо, — оценил я его поступок. — А чего ты Крабчикова или Бороду не зовешь?

— А ну их, — пояснил тот. — Борода скучный, все трясется за деньги, а Юра просто глупый и трепет без умолку. Специалист!

Я согласился, да и если меня угощают, то никакого интереса угощают ли еще кого не возникает в моей душе.

Владик оказался серьезным специалистом в немецкой психологии и нам удалось за время знакомства много подчерпнуть из его знаний. Каждый взял по третей бутылке, а он принялся читать нам короткую лекцию по этому вопросу.

— Вот — пиво! — говорит он, указывая на бутылку. Я внимательно пригляделся и кивнул: это и вправду оказалось при ближайшем рассмотрении пиво. — Вот пиво. Настоящий немец всегда возьмет ящик. Ему так выгодней. Он потом ящик с бутылками сдаст и деньги за тару получит.

Лично мне совершенно все равно, как там берет пиво немец, даже если он по этому поводу становится настоящим. Владик глубокомысленно отпил из бутылки и продолжил.

— Настоящий немец не пьет воду из под крана, он возьмет ящик минеральной, а потом сдаст посуду.

Нам возразить оказалось совершенно нечего и пришлось брать по четвертой.

— Вот — Андрей — наш друг. Он здесь живет, но не работает. Ему грязная работа не нужна, по черному он тоже работать не хочет. Настоящий немец на черную работу не пойдет.

— А он настоящий? — поспешил поинтересоваться я.

Владик подумал и покачал головой.

— Нет, пока еще нет, — с серьезным видом оценил он.

Видать в его системе настоящего немца были весьма сложные определения и классификации по стеклотаре и прочим подобным вещам. Подробно интересоваться никто не стал.

Традиционно постучали в дверь. Все уже знали, кто это. Вошел Юра бодрым петушинным шагом.

— О-о, какие гости! — весело поприветствовал я его. — Иной раз как к тебе в первом часу зайдешь, так ты еще дрыхнешь, как сурок. А тут нет одиннадцати, а он уже, как штык.

— Так вы тут пьете, — будто только заметив, выговорил он своим обычным дрожащим голосом, вечно опасающимся, что его обделят.

— Догадливый: видно, что человек армию прошел.

Дверь опять скрипнула и впустила на этот раз Филиппа.

— О! Ребятки с утра заправляются! — потирая руки констатировал он.

Ему и Юре без дальнейших комментариев выдали по бутылке и отрезали закусить. В дверь опять постучали. Я просто полез за очередной бутылкой и молча вручил ее вошедшему Борису.

— Да я хочу чайку.

— Уж ладно, начни с пива!

Компания познакомилась с Владиком и разговор потек в прежнем направлении.

— Я, — повествовал Владик, — договорился с Андреем, что живу у него, а за это готовлю ему кушать. Он меня потому и держал и, вообще, он человек очень хороший. Мы с ним каждый день в пивную ходили. Настоящие немцы приходят в Локал — это пивная местная, садяться, и потихоньку потягивают пиво, разговаривают между собой.

— Да-а! — мы все покачали головой и, поскольку были не настоящими немцами, то пиво не потягивали, а пили и достаточно быстро. На обед никто не пошел.

— Скажут, что русские все померли, — высказал предположение Борис.

— Что ж они — идиоты? Они знают, что только одно может удержать русского от обеда: или выпивка или лучший обед.

— Или обед с выпивкой.

— Настоящие немцы имеют в полдень что-то типа ланча, а обедают вечером.

«Настоящие немцы еще и не трепят без умолку.» — подумал я, но ему не сказал. Все таки он — гость, да и кроме «настоящих немцев» вполне нормальный.

— Я вот, Владик, говорю ребяткам, — запел Филипп свою прежнюю песню, — что надо какое-нибудь дело делать. Вон — Юра и Леня в машинах понимают. Они могли бы их здесь ремонтировать и гонять в Союз. А там всегда есть люди, которые покупают.

— Хрошо! Пусть делают, — Владик понимающе кивнул.

— Так я им про то же, нам надо что-то сделать.

— А ты, что — слесарь?

— Да нет, я строитель.

— Так чего ты можешь с машинами?

— А-а! Главное — это закрутить народ. Я всегда так подбиваю к делу.

Владик тоже заинтересовался шикарным проектом, несомненно сулящим сверхприбыли в кратчайшие сроки. Они принялись подробно обсуждать детали с Юрой и Филиппом. Я махнул рукой, дал Лене еще бутылку, от которой тот и не подумал отказываться, и мы с ним молча продолжили. «Куда мне до крутых дельцов?» — пояснил я ему.

Через час разошлись кто куда. Нужно отметить, что и на этот раз единственным итогом всех разговоров стало лишь то, что народ умудрился опять хорошенько набраться, даже Боря, обычно остававшийся в форме, на этот раз вышел из переделки под хорошим кайфом. Мы уговаривали его пойти проспаться, но он уперся и поехал в любимый аэропорт: бычки не ждут, активно сметаемые с пути нехорошими уборщиками… Я пошел прогуляться и проветрить шумевшую пивом голову. На дворе стоял январь, но температура поднялась градусов под девятнадцать тепла, светило яркое солнце, и казалось, что сейчас начнут распускаться почки. Подогреваемый снаружи лучами солнца, а изнутри алкоголем, гулял я в одной рубашке и дышал воздухом. Настроения не было никакого. Единственное развлечение посвящять свои мысли его величеству азюлю:

«О великий, ни в какой другой стране не повторимый, поганый азюль! Вот уже второй месяц, как я имею честь и возможность медленно, но верно подыхать от скуки в твоих стенах, с отвращением пережевывая твою сытую, но совершенно безвкусную пищу, повторяющуюся из недели в неделю (курица, кстати идет вполне, можешь изменить рацион и давать только курицу). Мне уже осточертели твои ежедневные попойки, которые мои уважаемые соазюльники считают символом жизни „нормального человека“, а себя крутыми, потому что могут показать, как они умеют напиться до беспамятства. (Пьют, кстати, в основном паршивый виньяк, вот пиво — другое дело, его можно и побольше). Уважаемый азюль, приютивший, обогревший, накормивший, напоивший! Как мне надоело твое тупое безделье! Мне скучно от твоей монотонности без конца сменяющих друг друга сна, еды и питья. Дай мне хоть чего-нибудь интересного!!!»

И развлечение не замедлило себя ждать. Через два часа прогулки вокруг пруда и по лесу, я остановился, пораженный увиденным. По дороге шел Боря. Он, как всегда, одетый в кожаное пальто двигается тренированной походкой. Никаких признаков возбуждения, расстройства или еще чего. Дело только в том, что половина лица у моего коллеги замазана грязью к волосам прилипла пара желтых листьев, а пальто измазано землей. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, но он ничего странного не замечает ни в себе ни вокруг. Мне стало немного страшно: человек-то он хороший, жалко отдавать врагам, но что-то здесь явно не так… Он увидел, наконец, меня и подошел. Выражение моего лица явно смутило Борю, и он даже посмотрел позди себя, удостоверившись, что я не увидел там монстров или какой-нибудь иной дряни похуже.