Франц Верфель - Сорок дней Муса-Дага

Пражская немецкая литература – одно из крупнейших германоязычных литературных явлений XX в. С приходом Райнера Мариа Рильке, Франца Кафки, Франца Верфеля и других писателен эта школа стала отражать важные жизненные проблемы эпохи.

Возникновение пражской немецкой литературы совпало с рождением в Германии нового литературного течения – экспрессионизма, одного из наиболее противоречивых и интересных направлений в западноевропейском искусстве XX в.

В конце XIX и в первые годы XX столетия все явственнее начинают проступать наружу глубинные противоречия капиталистической системы. Экономические кризисы с неумолимой последовательностью сотрясают немецкую экономику. Нищета сотен тысяч трудящихся контрастирует с богатством верхов общества.

В творчестве молодых немецких писателей и поэтов находят отражение противоречия эпохи – старые ценности уже несостоятельны, а новые еще не определены; все ощутимее назревает кризис, ведущий к мировой войне.

Антимилитаристски настроенная демократическая молодежь, объединившись с некоторыми писателями старшего поколения, сгруппировалась вокруг журнала «Акцион», основанного в 1910 г. Их называют активистами», они хотят, чтобы их слово было действенным и участвовало в политической борьбе. Помимо «Акциона» были и другие экспрессионистские журналы, среди них и «Арарат», издававшийся в Мюнхене (1919).

У экспрессионистов нет четкой программы, но их объединяет непримиримая ненависть к шовинизму и милитаризму, они отвергают буржуазное искусство, с тем чтобы их искусство воссоздавало «новый облик индустриализированного мира». А вместе с тем экспрессионисты хотят, чтобы современное искусство отражало мучительные социальные и нравственные контрасты: роскошь и нищету, ложь и правду.

«Всюду вокруг мерзнут дети, а Ниобея* – из камня и помочь не может», – пишет Верфель в эти годы. Как справедливо отмечает советский литературовед Н. Павлова, это постоянное страстное желание помочь, чувство трагической беспомощности, если помочь невозможно, сопутствует экспрессионизму.

Пражские немецкие писатели, жившие в отчужденной, обособленной среде, еще обостреннее воспринимают противоречия времени. Отсюда взрывы израненного, протестующего гуманизма, отсюда сомнения и отчаяние.

Художники-экспрессионисты были весьма определенны в своих политических симпатиях. Не случайно, по свидетельству А. В. Луначарского, «…очень большое количество экспрессионистов стало на явно антиимпериалистическую, антибуржуазную точку зрения. Высшие классы были признаны виновниками бедствия. Но очень немногие нашли путь к подлинной революции, выход из ужасного мира, который одарил их войной. Поэтому… мы имеем большую группу буржуазных поэтов, неопределенных протестантов, а за ними пацифистов, произведения которых преисполнены прежде всего жалостью к страдающему человечеству».**

* Ниобея (Ниоба) – в греческой мифологии жена фиванского царя Амфиона. У Ниобеи было многочисленное потомство – двенадцать детей, и она похвасталась ими перед Лето (Латоной), у которой было всего двое детей – Аполлон и Артемида. Оскорбленная Лето подговорила Аполлона и Артемиду и они стрелами уничтожили детей Ниобеи. Ниобея от горя и тоски по погибшим детям окаменела. К сюжету о «страданиях Ниобеи», вошедших в поговорку, обращались многие авторы.

** А. В. Луначарский Предисловие к сборнику «Современная революционная поэзия Запада. М., 1930, изд-во «Огонек».

К числу таких пацифистов относится Франц Верфель в начале своего творческого пути.

В дни революционных боев 1918-1919 годов Верфель воплотил в своем творчестве надежды, мечты и трагические противоречия, характерные для большинства экспрессионистов, – стремление к социальной справедливости, с одной стороны, неприятие любого вида насилия – с другой. Вот почему гитлеровцы, придя к власти, уничтожали книги и картины экспрессионистов, а экспрессионистское искусство было объявлено «чуждым германской расе», что еще раз подтверждает ненависть фашизма к искусству свободного духовного поиска.

В числе народов древнего Востока Армения и богатое ее культурное наследие вызывали большой интерес у экспрессионистов. Как уже говорилось, после первой мировой войны в Мюнхене издавался журнал «Арарат». Другой экспрессионистский журнал «Восток» выходил под редакцией Армина Вегнера, известного немецкого писателя-экспрессиониста, которого также глубоко волновала судьба армянского народа. Будучи офицером санитарной службы немецкой армии в Турции, он оказался очевидцем событий 1915 г., ознаменовавших начало фашизма и первого в XX веке геноцида. Вегнер написал открытое письмо президенту США Вудро Вильсону, полное возмущения и протеста.

Автору этих строк посчастливилось встретиться с Армином Вегнером во время его вторичного пребывания в Армении, куда он приехал в 1968 г. уже в восьмидесятитрехлетнем возрасте.

Вспоминая мучительные истязания жертв турецкого насилия, он сравнивал их с действиями обезумевшего преступника. Однако, как и Анатоль Франс, он всегда верил, что Армения возродится.

«Та небольшая доля крови, которую она еще сохранила – драгоценная кровь, из которой родится героическое потомство».* Предсказание его сбылось. Вегнер приехал еще раз в Армению, чтобы увидеть «не побежденный поражением народ».

* Геноцид армян в Османской империи. Под ред. М. Г. Нерсисяна, изд-во АН Арм. ССР, Ереван, 1960, стр. 395.

Уже в первом сборнике стихов «Друг мира» Верфель определил свое литературное кредо, выражающее общественно-этические идеи экспрессионизма: веру в добро, в человека, желание служить людям, мечту объединения их под знаменем братства. В понимании Верфеля человек может быть счастлив, только делая людям добро: «Нет, я больше не одинок, так как я совершил доброе дело!» – восклицает его лирический герой.

Второй поэтический сборник «Мы существуем» свидетельствует, что за прошедшие два года Верфель многое в своих взглядах подверг переоценке, убедившись, как глубоки внутренние противоречия в сфере социальных отношений буржуазного общества. Чувство внутренней опустошенности, сознание одиночества толкают поэта к мистике и богоискательству. Природа здесь уже теряет светлые краски, описывается в гамме серых или резко контрастирующих черно-белых тонов.

Впоследствии Верфель оценивает этот безысходный период в стихотворении «Так ничего и не познав».

Два года спустя Верфель издал новую поэтическую книгу – «Друг для друга». Она открывается программным стихотворением «Смех, дыхание, шаг».