Китлинский - Клан – моё государство 2.

– Вы, Александр, что, безвылазно в тайге находитесь?- спросил его Потапов.

– А что на большой земле делать? Суета сует. Все бегут куда-то, мелькают перед глазами, толкаются, а тут спокойно, никто не мешает. Чтобы думать, нужна тишина.

– Это верно. За столичной спешкой не замечаешь, как годы бегут. Дети вон мои растут, старшему четырнадцать исполнилось, а вроде вчера я его с женой из роддома забирал. Даже не заметил, как выросли,- со вздохом сказал Потапов.- И отец – не отец, всё на супруге, без меня выросли. Я служил – они росли.

– В городском муравейнике жизнь бежит быстро, у всякого свои проблемы, оглядываться некогда, все в погоне за куском хлеба насущного. Посидеть, чтобы никто не мешал, и то не возможно, а это первейшая необходимость для человека,- вывел Сашка свои размышления.

– Оттуда, видно, и наша бездуховность.

– Наверное. Души в глубинке нашей осталось больше в народе, чем в столицах и крупных городах, так что разговоры о её потере ни в коем случае не касаются периферии. Духовность исчезла в масштабах, растворилась в групповых склоках, распалась на низменные интересы. Интеллигенция не может поделить свою, якобы принадлежащую им по праву первоочерёдности, духовность. Вот во МХАТе раздел труппы. Что делят? Да ничего не делят. Один пытается с помощью связей доказать слабой женщине своё преимущественное право вещать духовность миру, своему народу, а он, народ, срать хотел на его претензии и его самозванство. Народу до одного места, что он там ставит на сцене, у народа другие заботы, ему не до театра, у него свой театр каждый божий день и на работе, и в семье. Мы все от рождения актёры, только играем свою собственную жизнь.

– Чужую играть – тоже талант нужен,- сказал Потапов.

– Это узкая специализация. Профпринадлежность. У нас слишком раздута роль культуры и её влияния на духовность, причём, сделали это сами деятели культуры, чтобы повысить свою значимость в жизни государства, не народа, государства. Если же разобраться до тонкостей, то их ценность в системе создания духовности ничтожна.

– А кино?

– Кино – это одна из форм наглядной агитации. Про телевидение говорить не буду, ибо это средство массовой информации велико в своём мощном воздействии на умы, правда, наши пользоваться не умеют.

– А вы смотрите?

– Редко. Сейчас – почти нет. Нулевой поток. Глупости переваривать не имеет смысла.

– Информация действительно нищая, но лучше её отсутствие, чем та, которую до недавнего времени показывали.

– Не знаю. Я раньше не смотрел. Не было здесь телевидения.

– А футбол смотрите?

– Мне футбол, всё равно, что заигрывание со стаей дельфинов. Форма зарабатывания денег на жизнь и только. Если человек не способен добывать уголь или крутить баранку автомобиля, ну пусть бьёт ногами по мячу, коль ему за это платят.

– Я с этим не согласен. Футбол – чудо,- произнёс Потапов.

– Тигры и львы в цирке – тоже чудо, только спорить с вами не хочу. Знаю, что с фанатом футбола спорить о достоинствах этой игры бессмысленно.

– Это точно,- подтвердил Потапов.

– О чём вы тут судачите?- спросил подошедший Гунько.

– О жизни,- коротко ответил Сашка.

– Начали о времени, а закончили футболом,- сказал Потапов, помогая Сашке снять котелок с огня. Уха была готова.

– Вы, Александр, его по этому вопросу не трогайте. У него одних выговоров за то, что на футбол с оперативной бегал, штук сто. Он спартаковский фанат,- и Гунько весь затрясся от смеха.

– Не спартаковский,- зло уточнил Потапов,- а ЦСКА.

– Мне разницы нет,- перестав смеяться, сказал Гунько.

– Это плохо,- констатировал, обидевшись совсем, Потапов.

Вернулся психоаналитик.

– Что?- окликнул его Сашка.

– Кто и откуда придёт – я ответить не смогу, но то, что их двое, могу поклясться,- ответил он.

– Как?- Гунько хитровато смотрел на Сашку.

– Никак. Придёт трое. Вы не обижайтесь,- сказал Сашка психоаналитику,- но возле одного нашего вы только что прошли мимо. Эй, Левко!- крикнул Сашка.- Вылезай.

Из корневища сосны, торчавшего из берегового обрыва метрах в тридцати от костра, вылез Левко, следом вытянул вещмешок и подошёл.

– Он там у вас заранее сидел,- не согласился Гунько.- Однако, мухлюете.

– Обмана тут нет. Он под корягу влез, когда я подошёл и мы с вами здоровались, стояли-то вы спиной. Это раз. А то, что он там сидел, я видел, но если бы не знал, что он там, тоже не смог бы обнаружить. Он отключился от внешнего мира, потому что слышал условия соревнования, шельма,- Сашка потрепал Левко по курчавой голове.- Так что прав ваш психолог: двое придут.

– Дело в том, что я не занимался никогда такими экспериментами, у меня иной профиль,- оправдался мужчина.

– Зря вы оправдываетесь,- сказал ему Сашка.- Вы ведь специалист по гипнозу и системе моделирования внутренних логических связей. Это узкая специализация, но иной в маленьком дока такой, что ему цены нет. Только не спрашивайте у меня, как я это узнал. Мне имя ваше неизвестно. То, о чём мы с вами болтаем, потрогать нет возможности и методов проверить ещё не изобрели.

– Но и отрицать явное ведь нельзя,- ответил мужик, несколько обескураженный точностью Сашкиного определения его профессии.

– Конечно нельзя. Я вас не сильно припеку, если добавлю, что вы по основной профессии своей механик, а психоанализ, дошедший у вас до высокого уровня – любительство,- сказав это, Сашка посмотрел на Гунько и, увидев у того вытянувшееся от удивления лицо, цокнув языком, спросил:- Как?

Гунько стоял, молчаливо покачивая головой.

– У нас будет время, коснуться этой темы?- поинтересовался психоаналитик.

– Не против, но вот с Левко говорите. Лично меня увольте. Сыт этим по горло,- отказался Сашка и, осмотрев присутствующих, добавил:- Жрать хочу как сивый мерин, терпение лопается.

– Готов побеседовать,- сказал Левко, обратившись к мужику.- Интересно, что там нового открыли в этой области отечественные баснописцы.

Жух подошёл, когда наладили стол. Максим маячил на горизонте, двигаясь в обход болотца.

– Что, Александр, будем ждать?- полюбопытствовал Гунько.

– Придётся,- произнёс Сашка, ему действительно очень хотелось есть. Перекусив хлебом, не удалось заморить червячка, наоборот, аппетит разыгрался с ещё большей силой. Последние полтора суток шли быстро, опаздывали, нагоняя время, и ничего не ели.- Нет хуже догонять и ждать.

– Хуже всего преследовать,- сказал Потапов.

– Хуже всего, когда гонят тебя,- парировал Левко.

– Это, наверное, не сахар, но мне не приходилось как-то выступать в этой роли. Судить о том не могу,- ответил Потапов.

– Ну наконец-то,- обратился Сашка к подошедшему Максиму.- Что ты так долго? Уха стынет.

– А я холодную люблю,- отшутился Максим, оглядывая общество и здороваясь со всеми рукопожатием.