Китлинский - Клан – моё государство 3.

– Да ты успокойся! Тебе надо нервы лечить. Не хотел я тебя цеплять, больно надо. Знаю, что тебе не вдолбить.

– Игорь!- Сашка снизил тон.- Тебе хорошо рассуждать, ты чистый. Сидишь в глухомани, картошку садишь, водку пьешь, а когда ты последний раз был на Большой земле?

– Не помню, уж,- ответил Игорь.- Что мне там делать?

– Так ты мне потому в пику говоришь неспроста, считаешь, видно, себя причастным к этой стране или я ошибаюсь?

– Ну, как же иначе! Конечно! Я в ней родился, я её защищал. Ни жизни, ни крови, ни здоровья не жалея. Причастен,- твёрдо резюмировал Игорь.

– Тогда езжай и посмотри. Глянь, что с твоей Родиной паскуды эти сделали! Ты не только вертолёты сбивать бросишься, ты не знаю, что делать станешь. Сидеть и корить – сподручно.

– Кончаем спор. Айда воду качать и баню топить,- Игорь встал.

– То-то. Чего о дерьме спорить. Тем паче сидим в нём по самые уши,- подхватывая пачку "Беломора" со стола, сказал Сашка и двинулся за братом.

Вильям проснулся ночью от сильной прохлады. Откуда-то тянуло сыростью, промозглой, напоминающей зимний лондонский туман. Он приподнялся. Пружины кровати жалобно заскрипели. В небольшом оконце, пыльном и покрытым паутиной, видны были ещё не распустившиеся лиственницы и почти полная луна. Он встал, вытянул из кармана зажигалку, чиркнул. В блеклом свете заметил стоящий рядом в изголовье стол, на нём в стеклянной банке свечу, которую зажёг. При свете свечи осмотрел помещение, в коем находился. Это было сооружение из досок плотно подогнанных друг к другу. Имелась печка и второй стол у противоположной стены. Возле печи были сложены дрова. В дальнем тёмном углу просматривалась дверь. Он направился туда, задув свечу. Дверь при открытии скрипнула, он от неожиданности не удержал её и она хлопнула по стене.

– Вильям!!- позвал голос Александра откуда-то сбоку.- Иди сюда.

Вильям оглянулся в сторону голоса и увидел Александра сидящего на корточках. Рядом с ним на лавке сидел ещё кто-то. К ним вёл досчатый тротуар и по нему Вильям двинулся. Подойдя, он сразу оторопел. Его взору предстала панорама, открывающаяся с высокого берега реки. Внизу, подсвеченный луной стоял лёд, противоположный берег чернел полосой, а где-то за ней вдали, луна высвечивала покрытые снегом вершины сопок. Это так очаровало его, что он открыл рот и совсем забыл поздороваться. Из такого состояния его вывела английская речь. Александр сказал сидящему рядом:

– Вот так бьёт наша красота, Игорь, что даже у интеллигента и аристократа отнимает дар речи и обязательность этикета уже не кажется необходимостью.

Вильям сглотнул слюну и произнёс:

– Прошу простить, господа, но, думаю, вы согласитесь, что действительно есть от чего, как мне представляется. Мне кем представиться?- спросил он у Александра, чётко усвоив, что в России каждый называет сам себя.

– Это мой старший брат. Игорь Григорьевич Карпинский,- представил Сашка своего брата. Тот встал с лавки.- Кто ты он знает,- Игорь и Вильям пожали друг другу руки.

– Прошу!- сказал по-английски Игорь, указав место на лавочке возле себя.- Я по-английски не мастак, давно не практиковался, но будем на нём.

– Лучше по-русски,- предложил Вильям.

– Можно и так,- Игорь перешёл на русский и спросил:- Голова не болит?

– Чуть,- признался Вильям.- В самолёте пили самогон с одним человеком. Он крановщик из речного порта в Якутске. Называйте меня по имени. Или как, Александр?

– Убираем две буквы, спереди и сзади и окрестим тебя Илья. Проще не придумать. Теперь ты Илья Муромец,- схохмил Сашка.

– Это герой старинных сказок?- осведомился Вильям. Ему в английском переводе Питер Полавски дал для ознакомления полное собрание сказок и легенд народов Советского Союза перед поездкой.

– Да!- Сашка рассмеялся.

– Тот был богатырь, кажется. Мне теперь больше подойдёт другое имя, другого героя, Ивана-дурачка. Пили одну бутылку и мне стало много. Стыдно.

– Бывает. Вот посидим малость, на красоту посмотрим и в баньку. Там подлечимся,- Игорь снял с себя фуфайку и набросил её на плечи Вильяма, оставшись в рубашке.

– А вы?!!- запротестовал Вильям.

– Не волнуйся. Я местный и мне пора идти глянуть, готова ли она, банька,- Игорь встал и ушёл.

– Александр! Это твои родные места?- Вильям жадно всматривался в завораживающий мир.

– Да, Вильям, родные. До боли, до спазмов в горле. Вон там, напротив, на сопках снег, там лес подступает к подножию гор, и он будет лежать там до середины июня. Ниже по течению, утром в бинокль с крыши глянем, пики хребта Сетте-Дабан. На них снег не тает всё лето. Есть потрясающие ледники.

– А слева что чернеет?- Вильям показал направление рукой.

– Это скала. Когда пройдёт ледоход, сходим. С неё хороший вид на окрестности открывается. Я на неё лазил лет двадцать назад в последний раз. Помню, что сердце защемило от восхищения, когда стоял у самого края.

– У меня есть много, что тебе сказать. Есть послания от знакомых,- сказал Вильям.

– Не спеши,- Сашка положил ему руку на плечо.- Тут жизнь тихая. Не срочно ведь. Ты же не на день-два приехал. Всё лето у нас впереди. Ещё наговоримся.

Через час Вильям сидел на лавке в раздевалке бани, отвалившись на обитую вагонкой стену в сладком расслаблении, бросив полотенце рядом. Он был красен как вареный рак, пот стекал с него ручьем. Из открытых дверей, завешанных марлей, которая чуть колыхалась, проникала живительная и желанная прохлада. Напротив него сидел могучего телосложения бородатый мужик, названый Александром братом Игорем. Он нарезал рыбу, красное мясо которой издавало запах и от этого запаха собиралась слюна во рту. Из парной доносились шлепки веника и мат. Александр продолжал истязание своего духа в одиночестве.

– У нас тут всё по простому,- сказал Игорь Вильяму.- Тарелок в баню никто не носит. Всё бери руками, кости складывай в сторонке прямо на стол. Не "Метрополь".

– А ты был "Метрополь"?- спросил Вильям.

– Бывал. В Берлине. В сорок пятом. Мой батальон как раз в том секторе войну закончил. Там столы мы и накрыли. Отсыпались в номерах двое суток, но потом нас тыловые крысы вытеснили. Готовили гостиницу для гостей каких-то. Вроде для союзников.

– А вас куда?

– Нас в поезд и на Восток. Бить японских самураев.

– Хорошо воевал?

– В смысле?

– Награды?

– Этого добра у меня столько, что складывать некуда. Железки они и есть железки. Я, как и весь народ наш, не за награды воевал, за Родину. И они мне, эти ордена и медальки, как таковые и не нужны. С сорок пятого ни разу их не надевал. Перед кем мне тут фасонить?

– Фасонить это что?

– Красоваться.

– Понял.

– Все знают, что я воевал. А награда у меня одна от той страшной войны. Единственная и самая дорогая. Только она мне душу греет.