Китлинский - Клан – моё государство 3.

Сашка не ответил. Он постелил Зотову и себе, лёг и мгновенно уснул. Трое суток он тащил Снегиря на себе, пока не встретил Зотова. Тот кочевал по тайге сам, один, имел четыре пары оленей и двое нарт. Ещё трое суток они летели по тайге сломя голову, останавливаясь на коротенькие привалы, надо было сделать уколы и олени не выдерживали темпа. Если бы не он, Сашке пришлось бы тащить Снегиря в день не более сорока километров и с таким ходом он бы до посёлка его живым вряд ли донёс. Пришлось бы схоронить в тайге.

Снегирь узнал об этом от Петровны. Он очнулся восемнадцать дней спустя, вечером, когда солнце садилось, обагряя горизонт, от чего в комнате всё светилось розовым цветом. Взяв его руку в свои, тёплые и шершавые, Петровна долго рассказывала обо всём, корила по-матерински за глупость, за то, что связался с этим уродом Сашкой, чтоб ему было пусто дьяволу нечистому, и всё время называла его сынок и сыночек. В конце всплакнула и уже Снегирю пришлось её успокаивать, сквозь побежавшие слёзы, которые он пытался смахивать неслушавшейся рукой. Так их застала соседка, которая жила рядом с Петровной, но по другую сторону от Пархома и это была дочь Панфутия Ивановича – Любаша. Та самая, на которую посмотреть и уговорил Сашка Снегиря тащиться с ним в посёлок. Все эти дни она помогала Петровне, чем могла. Готовила, стирала, сидела возле него, чтобы дать возможность отоспаться Петровне, делала уколы. Она стояла, прислонившись к косяку и не знала, что делать – тихо выйти или войти окончательно. Её присутствие выдал кот Мартын, гревшийся в лучах заходящего солнца на подоконнике в дремоте. Он вдруг встрепенулся, выгнул спину и, увидев Любашу, заурчал утробно, соскочил на пол, подбежал к ней и стал тереться о её ноги. Петровна сидевшая спиной, обернулась.

– Люба, доченька, входи. Очнулся наш Андрюша,- сказала она и пустила слёзы потоком.

Россия потрясла Вильяма Локриджа. Это было безумие. Под натиском первых впечатлений у него появилось желание стать проповедником-миссионером, чтобы наставлять этих людей на путь истинный. Потом, в разговоре с Александром он так и скажет, что в эту страну надо присылать дисциплинированную британскую армию и наводить элементарный порядок, а не слать гуманитарную помощь и кредиты. Сашка же в ответ посоветовал ему обратиться с прошением к премьер-министру Мейджору. То, что увидел Вильям было ужасно. Особенно аэропорт Хабаровска.

Такого столпотворения ему видеть не доводилось. Грязные и не бритые люди, все полупьяные, с красными от бессонницы и водки глазами, сновали туда-сюда. Такие же грязные дети с орущими на них матерями. Кто спит, кто пьёт и среди этого гвалта тюки, сумки, чемоданы. От горизонта до горизонта. Ему казалось, что это одно огромное, шумное и дикое племя, снявшись с насиженных мест, переселяется в другие края.

Самолёт на удивление взлетел в назначенное ему время. "Этого не может быть",- твердил себе под нос Вильям, так как самолёт был полупустой. Заметив, что Вильям сидит в одиночестве, к нему подсел мужчина преклонного возраста.

– Борисов Сергей Данилович,- представился он.- Пенсионер.

– Крюков Иван,- сказал в ответ Вильям, сам не зная зачем. Он почувствовал, что перед ним простой человек.- Вы что-то хотели?

– Скучно одному, поговорить не с кем. Я к вам переберусь,- мужчина ушёл и вернулся со своим портфелем. Вильяма эта мелочь уже не удивила, хоть он не дал разрешения, но знал, что тут так происходит постоянно.- Как вам Хабаровск?- спросил Борисов.

– Плохо,- коротко ответил Вильям, чтобы не пускаться в длинный монолог, хоть его подмывало с кем-то поделиться впечатлениями об увиденном.

– Не то слово,- Борисов глянул на Вильяма пристально.- А вы не русский?

– Почему?- Вильям был обескуражен.

– Акцент, батенька вы мой, акцент выдаёт.

– Я живу в Австралии,- стал нагло врать Вильям,- но русский. Моя бабушка очень просила поехать в места, где схоронен дед. Она уже умерла. Последний долг.

– Значит, вы ещё из тех?

– Тех, каких?- не понял Вильям.

– Белоэмигрантов.

– А! Нет. Мои дед и бабушка работали на КВЖД в Харбине. После передачи дороги китайцам все сотрудники выехали, но некоторые не стали возвращаться в Россию. Мои добрались до Австралии. Это было перед войной. В 1947 дед получил разрешение приехать сюда и не вернулся. Только в девяносто первом узнали его судьбу. Он был осужден и умер в лагере.

– Хрен-с два тогда могилу отыщешь.

– О, нет! Не совсем лагере. Расконвойный. Поселение,- выкрутился Вильям, вспомнив рассказ Александра об отце.- Найду.

– Дай тебе бог!- промолвил Борисов.- А я к дочери летал. Она в Хабаровске учителем в школе работает. Хотел на внуков посмотреть. Раньше было не до того. Работа, а теперь пенсионер. Билеты дорогие, но я взял, плюнул и поехал.

– Кем работали?- спросил Вильям, повинуясь профессиональной привычке.

– Начинал крановщиком в речном порту. Окончил техникум и стал механиком по кранам. А ты?

– Я моряк. Матрос.

– Так мы в одном деле сидели. Ты возил, а я разгружал-загружал. Это надо вспрыснуть,- мужик вытянул из портфеля свёрток.- Дочь в дорогу положила. Я ей говорю не надо, а она упрямая, возьми хоть тресни. Вся в покойницу мать,- Борисов извлёк из портфеля бутылку, оттянул откидывающийся столик, вмонтированный в спинку переднего кресла и поставил.- О, чёрт! Я сейчас мигом. Старый я козёл,- он поднялся и помчался по проходу в блок проводниц. Появился оттуда несколько секунд спустя со стаканчиками.- Забыл про посуду,- он сел и стал распаковывать пакет. На столике появились: хлеб, яйца, лук, чеснок, сало, спичечный коробок с солью. Борисов достал из кармана перочинный ножик и всё быстро нарезал. Откупорил бутылку и налил содержимое в стаканчики.- Давай за знакомство, Иван. Отчество-то есть?

– Это как звали отца?

– Ну да!

– Вы не удивляйтесь, но у нас не принято. А отца звали Николай. Мне был год, когда он погиб. Пирл-Харбор. Он был матросом на военном корабле.

– Вона как!! Ну, давай, Иван Николаевич, за знакомство, за то, что ты на Родину предков приехал и за то, что тебя не посадят как деда. Будь и ты здоров,- Борисов ловко опрокинул содержимое стаканчика в рот. А Вильям думал, как поступить.- Да ты пей, на этикетку не смотри. Самогон это. Витька, муж дочери сам гонит из сахара. Своя водка, домашняя,- Вильям понюхал, но ничем не пахло.- Не сомневайся,- сказал ему Борисов.- Не нюхай, пей и закусывай. В ней пятьдесят пять градусов,- Вильям выпил и взял кусочек хлеба и сала. Внутри приятно запекло. "Самогон, как сказал мужик, ничего,- мелькнуло в голове,- греет".

– Скажите, Сергей Данилович, почему самолёт летит совсем пустой? В аэропорту нет свободного места,- спросил Вильям.