Andrew Лебедев - Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Как на арене цирка, когда дрессировщик приготовился к последнему движению в своём смертельном номере.

Алиска картинно встала перед негритенком на колени, раскрыла ротик и зажав часть торчащей шоколадки зубами, рукою отломала ее в основании, где шоколадный пыпыс-гениталий крепился к шоколадному низу шоколадного живота.

У публики вырвался вздох, – откусила! Вот сучка!

Но тут произошло неожиданное.

Быстрым движением, Алиса стянула со стоящего на четвереньках Максима его шелковые красивые трусы и еще быстрее размашистым ударом всунула ему шоколадку в то место задницы, где по идее должна была находиться дырка ануса.

Толпа заревела от восторга.

– Молодец! Молодчина девка, молодец!

Алиска сделала знак своим спутникам и быстро направилась к выходу.

Телохранитель Володя устремился за ней, а администратор Дима Розен, только подхватил с пола Алискину блузку и тоже поспешил скрыться.

Публика ревела аплодисментами.

– Вот эт-то шоу, вот эт-то угодили! Не зря вечер пропал, нет, не зря!

Утро Алискино, утро седое.

Почему седое?

Ну, потому что романс такой есть на слова Ивана Тургенева.

Между прочим, Гоги, он хоть и грузинский бандит, но очень образованный и местами даже очень воспитанный мужчина.

Алиска проснулась и указательным пальчиком принялась водить по волосатой груди своего любовника.

Волос был густой, жесткий, весь в завитушках и сплошь седой.

Утро Алискино,

Утро седое

Груди грузинские

Снегом покрытые…

– Ты что про что там поешь? – проснувшись, спросил Гоги, – шени диди дзудзуэби минда макацо* сноска: "шени диди дзудзуэби минда макацо" – хочу твои сиськи целовать (груз.) Гоги простер руки.

Алиска вывернулась, гибко, словно кошечка, изогнувшись спинкой, грациозно соскользнула с постели на пол.

Подошла к роялю, открыла крышку, взяла на пробу пальцев пару аккордов, еще больше выпрямила и без того балетную спинку и запела низким меццо-сопрано, взяв гораздо ниже своих возможностей, почти под мужской трагический баритон, Утро туманное, Утро седое, Нивы печальные, Снегом покрытые.

Нехотя вспомнишь

И время былое,

Вспомнишь и лица

Давно позабытые,

Алиска почувствовала как сильные и ласковые ладони Гоги прокравшись сзади и проползя у нее под мышками, крепко взяли ее груди.

Вспомнишь обильные

Страстные речи,

Взгляды, так жадно

И нежно ловимые,

Продолжала петь Алиса, закрыв глаза и откинув голову мягким затылком в твердый живот любовника.

Первая встреча,

Последняя встреча,

Тихого голоса

Звуки любимые,

Теперь уже мощным дуэтом пропели они с Гоги вместе.

Вспомнишь разлуку

С улыбкою странной,

Многое вспомнишь

Родное далёкое,

Слушая говор

Колёс непрестанный,

Глядя задумчиво

В небо широкое,

С последним аккордом Алиска захлопнула крышку рояля, повернулась лицом к своему любовнику и начав жарко облизывать его тренированный рельефный боксерский живот, стала опускаться все ниже и ниже…

– У нас на телевидении скоро большие перемены грядут, – сказала Алиска, когда они отдышавшись выкурили одну сигаретку на двоих.

– Что такое? Какие перемены? – изобразив озабоченность, спросил Гоги.

– Каналу федеральный статус придают, все поменяется, и сетка и формат.

– И что?

– А могут и мой проект закрыть, вот что.

Гоги нахмурился. Ему менее всего хотелось теперь показаться неспособным влиять на события. Это было бы как-то не по грузински и не по мужски.

– Может им снова денег дать? – с сомнением спросил он.

– Э-э, там на Останкино такие деньги сейчас, что с твоими там делать нечего, – сказала Алиса. Сказала и пожалела, потому как Гоги буквально взвился, как будто увидал гремучую змею в их скомканных простынях.

– Ты что говоришь, дура, ты не понимаешь, что говоришь, я если надо, всех их куплю, потом продам и снова куплю.

Алиса поняла, что наступила на больное грузинское самолюбие. Она ведь в Финляндии росла с ребятами определенного заторможенного темперамента, обусловленного и климатом, и потомственной склонностью народа к алкогольной зависимости, поэтому, опыта общения с настоящими горячими парнями не имела. И часто нарывалась, как нарвалась и в этот раз.

– Ну, прости, дура я, не понимаю в жизни ничего, – надув губки и держась за мгновенно покрасневшую после полученной оплеухи щеку, – сказала Алиса.

– Правильно, не понимаешь, шени дэда,* – фырчал Гоги. В гневе он был похож на перегретый кипящий самовар, когда тот уже закипел, а дрова в его топке еще не прогорели. Он фыркал, плескал изо всех щелей кипяток и вообще, начинал плохо-плохо говорить по русски (сноска) шени дэда – твою мать (груз) В знак замирения еще раз занялись любовью и еще раз выкурили одну сигаретку на двоих.

– Она меня публично в жопу трахнула, она меня опустила, – в полу-истерике орал Максим.

– Ничего, вот твой месячный гонорар и премия за хороший старт, – сказал Сева, протягивая Максиму конверт, – пять штук баксов премия тебе, неплохо ведь?

Сева и Золотников были довольны.

Газеты писали, что открывшийся на Сызранской новый ночной клуб Максим Деголяс – станет по всей видимости самым модным из пикантных заведений своего рода, что туда уже ходят такие знаменитости, как Алиса Хованская, что программу там ведет недавно ушедшая с телевидения звезда ночного эфира Максим Тушников и что там есть куда поставить дорогостоящий автомобиль.

Чего еще желать владельцам клуба?

После того, как Максимка успокоился, поехали к Золотникову креативить.

На этот раз в предбаннике ни минуты не ждали, Сева открыл дверь ногой, а секретарша улыбалась им как лучшему из своих любовников в предвкушении 25 см.

Золотников был радостно возбужден.

– Один раз – не пидарас и рифмуется с деголяс, – похохатывал он, дружелюбно похлопывая Максима по спине.

Шеф бегал по кабинету в нервном возбуждении и потирал руки – О-кей, подчинимся инерции движения, как в борьбе айкидо, используем движение сделанное противником в нашу пользу, – сказал он остановившись посреди кабинета в задумчивости и изобразив на лице радость откровенного озарения, – Хованская сказала, что деголяс – пидарас, так мы и не будем отнекиваться, а даже усилим эту позицию, поменяем имидж Максима, повесим ему на шею шоколадный член…

– Что? – нервно сглотнув слюну, переспросил Максим, – что повешу?

– Член повесишь себе на шею и будешь с ним по клубу ходить, – Гриша снова хохотнул, – вот тогда будет настоящий деголяс.

– Полный шиздипец! – утвердительно кивнул Сева, – так и сделаем.

В клубе началась рутина ежедневной работы.