Andrew Лебедев - Все голубые фишки

Роман: Детектив

Andrew ЛебедевЪ

Роман (правда про "крутых", за какую могут запросто и убить) Светлой памяти Нади Золотовой посвящается.

"Ввиду того, что Вы, Ваша светлость, принадлежа к числу вельмож, столь склонных поощрять изящные искусства, оказываете радушный и почетный прием всякого рода книгам, наипаче же таким, которые по своему благородству не унижаются до своекорыстного угождения черни, положил я выдать в свет Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанческого" под защитой достославного имени Вашей светлости…

Мигель де Сервантес Сааведра Герцогу Бехарскому, маркизу Хебралеонскому, сеньору Бургильосскому

Про то, что в Краснокаменске убили редактора местной "Вечерки" передали даже по каналам центрального телевидения. И в новостях по "НТВ", и по "России"…

У этих журналистов вообще сильно развито корпоративное чувство локтя.

– А потом вот еще что, – сказал по этому поводу Сан Саныч, опрокидывая в рот, поднесенные ему пятьдесят грамм того загадочного напитка, что буфетчица Ася всегда упорно выдавала за коньяк "Хенесси", – они потому по центральному телевиденью про это с охотой говорят, потому что как вроде и они, эти оплывшие жиром Останкинские бездельники таким вот образом становятся в лице обывателя как бы причастными к опасной профессии. Прям как альпинисты или летчики. Вы поглядите, с каким пафосом этот жирненький телевизионщик говорит, – "наших коллег журналистов убивают"… Это он как бы бабе своей теперь привирает для поднятия в ней чувств, де вот я какой парень, журналист из группы особого риска…

Так или иначе, но в Вечерке был траур.

Внизу возле кабинки охранника стояли венок, фотография в рамке, ведро с цветами.

Пресс-служба губернатора Кучаева воздержалась от комментариев по поводу убийства редактора городской газеты, хотя сам Авангард Брониславович с фельдъегерем прислал в редакцию своё соболезнование на официальном бланке областного правительства.

– Он и убил, – сказал Сан Саныч, поглядев в официальную бумажку с красивым колонтитулом и губернаторским факсимиле, – он и укокошил нашего Летягу.

– Ага, – иронично поддакнула ответ-секретарь Ирочка Дробыш, – это как Элиза Дулитл у Бернарда Шоу в Пигмалионе, кто тёткину шляпку захотел притырить, тот и тётку убил.

Не смотря на высочайшее соболезнование, прощание с телом и поминки для коллег устраивались не в местном Доме журналистов, а более скромно – в редакции Вечёрки.

Говорили, что директору Дом-жура звонили сверху и советовали под любым предлогам отказать родственникам и коллегам Летягина.

– Да, я им всегда говорил, что самоцензура это как инстинкт самосохранения, – назидательно резонерствовал подвыпивший Сан Саныч, – я вот и при коммунистах в Вечёрке пятнадцать лет проработал и ни одного партийного взыскания, ни одного выговора не имел, и при бандитах экономическим отделом газеты руководил, и ни одного наезда ни на меня, ни Боже упаси на газету, а все почему? Потому что всегда имел самоцензуру вот здесь, – и уже пьяненький Сан Саныч показывал пальцем себе на лоб.

– На себе не хорошо показывать, – суеверно заметил Сан Санычу Добкин, назначенный теперь новым ВРИО главного редактора, – Летягину как раз сюда пуля попала и когда в гроб его класть, гримеру из морга сто долларов пришлось дать, чтобы лицо приличное ему сделал.

– Да уж, – вздохнула Иринка Дробыш и потянулась к бутылке с крымской массандрой, – мужчин совсем не осталось, чтобы даме налить.

– Хороший Миша был мужик, – вставила буфетчица Ася, – всегда если у меня денег занимал, всегда отдавал, я даже бывало забуду, сколько и когда брал, а он придет и отдаст.

– Ты уж забудешь, – ворчливо себе под нос пробормотал захмелевший Сан Саныч, – у тебя в голове кондуит на каждого почище чем то самое досье у прокурора.

– А кстати про прокурора, – ставя на стол бутылку, сказала Иринка Дробыш, – по телевизору эти вчера сказали, что основная версия это убийство на бытовой почве.

– А ты, дура хотела, чтобы нас всех как его? – вскинулся Добкин, – всем вам хочется расследовать аферу века, а не понимаете, что мы не в Америке и мы не центральная газета, вроде Комсомолки или Московских Новостей, у нас нет ни таких денег, ни крыши, чтобы впрягаться аферы века раскрывать.

– А я слыхала, говорят, его именно за то, что своих предал, – сказала буфетчица Ася, – Миша ведь с ними со всеми в одном институте учился.

– С кем это с ними со всеми? – изумленно приподняв брови, спросил Добкин, – тебе бы, Ася, не буфетом заведовать, а следственной частью.

– Да ну вас всех, – махнула рукой Ася, – я женщина слабая, куда мне.

– И правильно, – кивнул захмелевший Сан Саныч, – живым надо жить и жизни радоваться.

Сан Саныч уже минут десять как все примерялся к Ирочкиным грудкам, как бы плечиком так прижаться к ним невзначай, да надавить…

– Живым надо жить и извлекать уроки из ошибок тех, кто уже неживой, – подытожил Добкин.

Он тоже уже минут пятнадцать как закашивал свой замаслившийся взгляд в совсем не траурное декольте ответ-секретаря Ирочки Дробыш.

– Ася, а включи кА нам эту, Европу Плюс, что ли? Может потанцуем, Ирина, айда медленный танец со мной забацаем, – сказал ВРИО главного.

– На поминках? Танцы? Да вы что! – недоуменно пожав плечами удивилась Ася.

– Да чего уж, – махнул рукой Добкин, – включай, покойный бы нас правильно понял.

Ася вздохнув, пошла к буфетной стойке.

– На этих поминках, последнее спасибо Летягину, хороший он был человек, я в буфете недельный план по закускам и по коньяку сделала, – включая магнитолу, подумала буфетчица.

– Мертвым – кладбище, а живым-живое, – подумал Сан Саныч, подливая себе загадочного Хеннеси и ревниво глядя, как новый ВРИО главреда тащил мягкую Ирочку на паркет…

Ноль-второй борт авиаотряда "Россия" администрации президента работал сегодня по чартеру.

Зарабатывал деньги.

Впрочем, работал президентский экипаж не столько ради денег, сколько для практики, для налёта. Чтобы руки пилотов штурвала не забыли.

Летчикам практика нужна, и летать надо не только когда премьеру или министру иностранных дел за рубеж понадобится. Летать надо как можно чаще, а то отвыкнут от неба соколы. Так пускай уж тогда с пользой летают, возят заодно и людей…

Большой президентский Ил летел почти пустой, вез в этот уральский город команду спортсменов на соревнования.

Ви-ай-пи салон был, как обычно в подобных случаях – закрыт, а в середине фюзеляжа в расслабленных непринужденных позах расположилось десятка три молодых людей в одинаковой командной спортивной форме, и с ними дюжина менеджеров, тренеров и массажистов.