Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

Типа Пролога Вы верите в Судьбу?

Мне почему-то кажется, что даже если вы и ответите отрицательно – мол, не верю! – это будет неискренний ответ. Ответ, продиктованный либо необдуманной бравадой, либо желанием просто порисоваться.

Ну хорошо, если не в саму Судьбу, то в магию чисел, в мистику проклятий и пророчеств верите?

Редкий, редкий человек, получив какую-либо бумажку или документ с проставленным на них номером, не обратит внимания на цифры, проявит индифферентность к явлению нумерологического тестирования своей Судьбы – "счастливый" билетик попался или "несчастливый".

Ведь даже у неодушевленных машин – у механических и электронных – есть свои "счастливые" и "несчастливые" дни, часы, разы, тесты, запуски, прогоны и километры, когда они либо ломаются, либо отказывают, либо сгорают. А уж у человека… У человека, который под Богом ходит…

Или под чертом?

Ну это кто как сам выбрал для себя – под кем ему ходить.

Я, литературный критик Александр Евгеньевич Баринов, в Судьбу верю.

И в "счастливые" и "несчастливые" билетики тоже верю.

Вот в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году в апреле месяце ехал я на работу в троллейбусе. И попался мне билет, как сейчас помню, номер 987789…

Я его взял да и проглотил, загадав при этом, чтобы мне просто вот – повезло.

Ничего конкретного не загадывал: ни выздоровления чудесного (молодой был – здоровый тогда!), ни денег, ни лотерейного билета выигрышного не попросил у Судьбы, а просто загадал – пусть мне повезет!

И что?

Именно в тот день в обед пришел ко мне в редакцию старый мой приятель – хиппан, музыкант и редкий ловелас Гунька Лушин… А с ним две девушки притащились. Две Оли. Одна была его, Гуньки, девушкой, а другая – просто подружкой, что зашла без дела, просто так, заодно, от нечего делать.

Так вот, не было у меня за три или даже за все пять лет большего везения, чем в тот день! Потому что влюбился я в эту Олю, что пришла заодно с подружкой, влюбился на целых три года вперед, да так сильно, что себя потом перестал узнавать – стихи начал писать (в двадцать-то семь лет!), на звезды начал по ночам заглядываться, даже подумывал потом, не жениться ли?

Так что…

Верю я в "счастливые" билетики.

Верю.

А еще…

Самыми любимыми сказками в детстве были те, в которых рассказывалось про чудесное исполнение желаний.

Про Золотую Рыбку, про Цветик-Семицветик, про палочку волшебную.

А самыми страшными сказками, от которых ужас охватывал и после чтения которых ни за что не хотелось идти по темному коридору в туалет, были те, где про жуткие проклятия, про злых волшебников, про злую Судьбу… В общем, про все то, что маленькие француженки характеризуют одним словом "mechante".

Помните прекрасный американский фильм про седьмое путешествие Синдбада?

Вот-вот!

Злой рок.

Злая Судьба.

Злое проклятие.

Как бы ни хорохорились современные люди – дети нашего просвещенного века, – все они в той или иной степени страшатся злой Судьбы.

А ведь в Средние века того, кто насылал на кого-либо проклятие, кто занимался черной магией и колдовством, судили и отправляли на смертную казнь. То есть общество защищалось…

А что теперь?

Мы продолжаем бояться, но в сводах уголовных законов наших преследования за проклятие не предусмотрены… Почему? Бояться мы не перестали, а защищаться прекратили.

Но, чтобы не впадать в скучное назидательное многословие, я отправлю вас к самому роману.

История эта, реально произошедшая со знакомыми мне людьми, скажет сама за себя.

И ваше дело потом – верить или не верить в Судьбу. В злые проклятия и в наказания, которые настигают проклинающего.

А, кстати говоря, историю эту поведал мне один мой знакомый – высокопоставленный чиновник государственного финансового учреждения, то есть, как принято теперь говорить, человек "конкретный", живущий в окружении реперов РЕАЛЬНОГО МИРА, далекий от каких-либо пещерных суеверий…

Мы познакомились с ним в Италии, в Милане.

Современные русские люди, оказавшись в Европах, знакомиться не любят, внутренне полагая, что приехали сюда, в цивилизацию, отдыхать от русского хамства. Но нас с Владиславом Борисовичем, так звали моего нового знакомого, сблизило то обстоятельство, что мы оба путешествовали с дочерьми примерно одного подросткового возраста. Девчонки наши нас, папаш, и познакомили. Однажды в гостинице, где по утрам был "шведский стол", мы уселись рядом, и дочки наши как-то сразу снюхались: ухмылочками, гримасками, одним им – их юному поколению – известными штучками-дрючками и знаками дав понять друг дружке, что они одного поля ягодки. Пришлось и нам – степенно чурающимся и по-русски высокомерно дичащимся друг друга отцам семейств – познакомиться.

Мы сговорились сходить вместе в оперу.

Давали "Дона Карлоса".

И пока наши девчонки, сидя в арендованной нами ложе, заглушали музыку Верди шуршанием конфетных бумажек, мы с Владиславом Борисовичем сидели в баре, где он и поведал мне эту историю.

Сам Владислав Борисович родился в Ленинграде, закончил питерский университет, что во многом и запрограммировало его на последующий переезд в Москву в составе новомодного веяния – ПИТЕРСКОЙ ОККУПАЦИИ столицы и ее рублево-успенских окрестностей.

С персонажами нашего последующего повествования Владислав Борисович вместе учился. Были они его однокашниками и приятелями. Словом, историю, рассказанную им, не подслушал и не выдумал.

Вообще, сложно себе представить, чтобы такой человек, которого теперь характеризуют модным словечком "реальный", такой человек, который причастен к оперированию совершенно материальными финансовыми ресурсами "реального" государства, вдруг опустился бы до банальной мистики, достойной разве что полуобразованных богатых бездельниц – завсегдатаек массажных и косметических салонов.

Тем-то и привлекла меня эта история, что рассказала ее не праздная восторженно-экзальтированная кумушка из нынешних почитательниц Кастанеды и Блавацкой, а, как теперь говорится,

"человек конкретный", "реальный человек".

Потому и рассказываю ее теперь вам, не боясь показаться пустым и дешевым идеалистом.

История эта настолько захватила меня, что, едва согласившись проманкировать второй акт оперы и посидеть с Владиславом Борисовичем в баре за стаканчиком доброго "Баллантайна", я потом уже сам предложил ему не ходить и на третий акт, настолько был захвачен рассказом. И слушал, слушал эту жуткую историю. И не было у меня никаких оснований не верить человеку, чье лицо нередко мелькало в "Новостях" Первого телеканала, когда дикторы рассказывали про бюджет, про курсы валют, про внешние государственные займы…