Анатолий Приставкин - Судный день

Букаты молчал и смотрел на генерала. И Ольга Вострякова тоже смотрела.

– Значит, говоришь, из-за бабы влип-то? – хотя никто, и сам Костик, ничего не говорил. – А она-то хороша? – и вдруг генерал улыбнулся, косясь на своих сопровождающих.

– Хорошая девушка, – кивнул настороженно Букаты. – Да я же вам все…

– Помню, – отмахнулся генерал и посмотрел на Ольгу Вострякову и на других ребят. – Завидую я вам… Только все настоящее и начинается… И у тебя… У тебя тоже, – это Костику. – Будет амнистия, так что не робей и работай! А таночки и после победы нам будут нужны! Еще как! Нужны!

Генерал повернулся и быстро вышел, а за ним и начальство. И Ольга ушла. Странно лишь, что молчала, не влезла со своими лозунгами, весь пар выпустила небось на суде…

Букаты подтолкнул Костика к танку, будто благословлял его на великий подвиг.

– Иди, Ведерников… И чувствуй, как дома…

Костик, ощущая за спиной взгляды всей бригады, подошел к машине. Вздохнул, прикасаясь к холодному металлу, полез внутрь. Напоследок не удержался, оглянулся: все напряженно смотрели ему вслед. Но заметив его оглядку, тут же рассыпались, занялись каждый своим делом…

На рассвете он закончил последнюю машину. От непривычки, все-таки сказывалась большая пауза, руки у него дрожали. Он сполз по гладкой броне вниз и огляделся: все уже спали. Одни на раскладушках, другие на брошенных прямо на пол матах, а Силыч, тот прислонился к порогу конторки, наверное, караулил Костика, потому так и заснул, сидя лицом к танку.

Костик приблизился к нему, хотел доложить, что дело сделано и можно идти домой… Но в последний момент засомневался и будить Силыча не стал. Наоборот, посмотрев последний раз на сделанный им танк и отыскав глазами своего сторожа – милиционера, который, конечно, тоже спал, удобно пригнездившись среди рабочих, Костик присел рядом с Силычем, сил не было куда-то еще идти и устраиваться…

Закрыл глаза. И как провалился в пропасть, в короткий беспамятный сон.

Впрочем… Толи во сне, то ли наяву появились какие-то военные, он так и не смог понять, кто же это, те ли, что принимают работу, или другие, которые судят. Но тут один, из самых старших, сказал:

– Все преступления твои налицо, дружок… Все, кроме одного… И ты знаешь какого!

Костик виновато кивнул. Он-то верил, что суду это не может стать известным. И даже похолодел: все-таки стало!

– Напомните, как было? – попросил старший офицер.

– Как? – спросил Костик. – Ну… Они же меня в Москву на съезд молодых рабочих послали…

– Это мы знаем. А потом?

– Потом? – спросил он, оттягивая трудное время признания. Он вздохнул и спросил: – Все рассказывать?

– Правду, одну только правду… – подсказал откуда-то Толик. – Но не всю…

И откуда он, прохиндей, снова объявился, он же сбежал тогда, и его так и не нашли. Да и не особенно его искали, он нужен был лишь как свидетель. А теперь вот, в критический момент для Костика, вынырнул.

Старший офицер кивнул:

– Вы виноваты, что долго скрывали факт командировки, но мы хотим все знать с самого начала… Говорите!

Еще гремит великое сраженье

Громами битв и грохотом труда,

Последних сил последним напряженьем

Еще жива фашистская орда.

И мы, страны резервы трудовые,

От братьев и отцов не отстаём,

Мы армии рабочей – рядовые,

Все силы для победы отдаём!

Женщина в длинном красивом платье объявила, что выступала со своими стихами учащаяся ремесленного училища номер один из города Перми. Далее шел оркестр народных инструментов ремесленного училища номер два города Москвы.

В ослепительно белом Колонном зале сидели подростки, все такие же, как Костя, он обратил внимание даже, что у многих, как и у него, не было никакой особой формы, кроме той, которую дали в училище. А ему удалось лишь на время поездки в Москву пряжку сменить на бронзовую, самодельную, горевшую как золото.

Их кормили в каком-то красивом ресторане и даже деньги выдали на расходы. Но Костик ехал в Москву, не верил, что сможет увидеть то, что знал лишь по картинкам… Это было странное ощущение: он будто и ходил, и видел себя со стороны, что ходил прямо по картинкам, то есть все было настоящее, но точно как нарисованное и известное ему раньше: Красная площадь, Мавзолей, музеи, храмы, и вдруг – Сандуны… Он так и запомнил, что баню называли Сандуны, где выдали им простыни, а он, кроме обычной бани, других и не знал! Везде мрамор, бассейн, про который он часто потом маме рассказывал…

Побывали они и на рынке: махорка, хлеб, табак.

Спичечная коробка махорки – двадцать пять рублей. А буханка хлеба – двести пятьдесят. И вдруг они увидели «петушки»! Сладкие довоенные «петушки», янтарного и рубинового цвета на палочках. Тут же все деньги просадили на эти «петушки», шли по улице Горького, зажав по пачке в руке, и лизали… Лизали!

– Ну а потом? – спросил офицер. – Потом-то что?

– Сейчас… Я все расскажу, – пообещал Костик и задумался, вспоминая. – В общем-то, я нарушил тогда дисциплину, только на заводе не знают… Что я тогда сам вызвался поехать с бригадой.

– Добровольно? Я вас правильно понял?

Костик кивнул. Его и правда никто не принуждал. Но его деликатно попросили. Дело-то, и правда, на две-три недели, так сказали. А он на это время будет числиться, по согласованию с наркоматом, как бы при заводе… На ЗИСе – заводе имени Сталина, к примеру…

Так ему было объяснено в НКО – наркомате обороны – куда его привезли. Он лишь запомнил, что это неподалеку от Китай-города.

В огромном, он таких и не видывал, кабинете с ковром во всю длину, Костик его попытался, чтобы не грязнить, обойти по краю, полковник встал из-за стола и спросил у Костика, а сколько ему лет. Костик вместо четырнадцати сказал, что ему исполнилось пятнадцать.

– Маловато для такой поездки, – вслух произнес полковник и сделал паузу. – Но уж здорово, говорят, умеете вы с техникой, правда?

– Не знаю, – отвечал Костик.

– Ладно, – произнес полковник и вернулся к себе за стол, потому что раздался звонок. – Управление ремонта бронетанковой техники, – доложился он и встал, звонило, видно, начальство. – Так точно, ремонт осуществляется, на сегодняшний день отремонтировано сто тяжелых и средних танков… В полевых условиях рабочие ремонтники отдают фронту обратно восемьдесят один и семь десятых процента, – полковник заглядывал в какую-то бумажку. – Так точно. Но очень гибнут эвакуаторы… Ну те, что вытаскивают из боя машины… Сейчас формируем новые ОПРБ: отдельные подвижные рембазы, вместо выбывших…

Полковник посмотрел на Костика, закончил разговор и вдруг сказал:

– Будешь включен в рембазу… Там шофер, военпред… Только не рисковать. Сам слышал, что я тут доложил…