Кристофер Бакли - Суматоха в Белом Доме

Великое событие было назначено на четырнадцатое марта.

Кубинское правительство не согласилось проводить встречу на американском судне, ну а мы отказались проводить ее на кубинском. Безвыходное положение разрешилось, когда Канада предложила свой новенький авианосец. Тут Лесли взялся за работу, и канадцы пожалели о своей любезности, так что мне пришлось потратить немало времени и сил, чтобы успокоить взбешенных офицеров Канадского флота. Капитан пошел на многое. Он согласился освободить свою каюту и украсить взлетную полосу флагами США и Кубы. Он даже с вежливым добродушием принимал частые нападки Лесли на состояние корабля, который не уступил бы и собственной яхте королевы. Но когда Лесли жизнерадостно информировал капитана, что «заизолирует» корабль «сверху донизу» для защиты от телевизионного проникновения, капитан приказал ему убираться и три дня, которые я провел в страшном волнении, отказывался принимать обратно. Президент пожелал, чтобы корреспондентов было не больше двухсот, из-за чего представители четвертой власти завопили о «наступлении на свободу слова». Консервативная пресса чуть не получила апоплексический удар, в первую очередь, «Хьюман ивентс», «Нэшинал ревю», «Комментари», которые называли президента «красным Томом». Мы могли бы обойтись и без поддержки «Дэйли уоркер», но как и когда в Америке наступило потепление, никто вроде бы не заметил.

Сам президент был удивлен – он не ожидал настолько бурной реакции на свою инициативу.

– Вы это видели? – проворчал он однажды утром, уставясь в «Тайм» на то место, где был анонс «Гавана-91». Заголовок занимал всю верхнюю часть разворота: «РЕВОЛЮЦИЯ – И СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ!» – Господи, что я наделал? – простонал президент.

Одни сигары чего стоили. Их курили везде, даже в Белом доме, пока президент не наложил на них запрет. Но и в магазинах далекой консервативной Вирджинии, где не многие знали о Че Геваре, открытие Кубы было очевидно. Мой собственный сын Томас младший, еще подросток, неожиданно перестал бриться, а однажды пришел из школы домой в защитного цвета униформе и высоких шнурованных ботинках. Джоан была вне себя. На другой день она позвонила мне на работу, что делала в редчайших случаях.

– Он на заднем дворе играет с мачете. Изрезал кору на всех кленах.

«Морская встреча в верхах», как ее называла пресса, едва не была отменена за два дня до назначенного срока. Мне позвонил мистер Докал, занимавшийся в Гаване тем же, чем я в Вашингтоне. Он кипел от ярости. И у него были на то причины.

Майор Арнольд был обладателем замечательного средства на случай тропической лихорадки – и он завел о нем разговор с Лесли. Так вот, Лесли, действуя на свой страх и риск, невозмутимо сообщил представителю Докала, что все кубинские чиновники, которым предстоит контактировать с президентом, должны быть «продезинфицированы» людьми из министерства здравоохранения США. Пришлось сказать пыхтевшему от злости Докалу, что, несомненно, они с Лесли не поняли друг друга и волноваться не о чем.

Следующий мой звонок был адресован Лесли.

– Вы совсем выжили из ума? – кричал я в трубку. – С чего вы взяли, что высокопоставленные кубинские чиновники позволят кому-то опрыскивать себя?

– Успокойтесь, Герб. Вы когда-нибудь видели, как проявляется эта лихорадка? Большие отвратительные фурункулы…

– Нет, Лесли, это вы послушайте меня, и внимательно. Никаких орошений Фиделя Кастро или кого бы то ни было из кубинцев не будет. Если хоть один из ваших людей явится на судно с аэрозольным баллончиком, я лично позабочусь о том, чтобы вас повесили. Вы слышите?

– Угу.

Мне не нравится угрожать людям, но Лесли понимал только такой язык.

Я помню тот день, как будто он был вчера: по яркому голубому небу плыли редкие белые облачка, дул легкий ветерок, поблескивала темно-синяя гладь Флоридского пролива. Наконец с легким шумом американский вертолет сел на палубу авианосца, и через пару минут прибыл советский МИ-26 с президентом Кастро и другими кубинскими лидерами на борту. Гимны. Почетный караул. (Признаюсь, кубинцы показались мне немного нецивилизованными.) Это было внушительное зрелище.

Наш авианосец ходил по внутреннему кругу, а был еще внешний круг, состоявший из американских и кубинских морских судов. Далеко на горизонте маячил советский ракетоносец «Современный». А в глубине притаилась атомная подводная лодка «Чаттануга».

Круговой маршрут получился не случайно. Куба хотела, чтобы авианосец был ближе к острову. США хотели передвинуть его к северу. Восток был под нашим наблюдением, запад – под наблюдением кубинцев и Советского Союза. Марвин прибыл в Гавану с адмиралом и метеорологом. После трудных переговоров была предложена идея кругового движения. Кубинцы согласились, но потребовали, чтобы судно двигалось по часовой стрелке. При этом, как заметил министр иностранных дел Гальван, «запустить» часовой механизм, то есть начать движение, надлежало с их стороны. Прочитав этот пункт, президент объявил ситуацию «дурацкой» и согласился.

То, что Эль Команданте поддался чарам первой леди, было очевидно. Должен сказать, мне редко доводилось видеть ее столь прекрасной. (Море придавало миссис Такер дополнительное очарование.) На ней был абрикосового цвета костюм с гофрированным воротничком и чулки цвета слоновой кости; и моряки ни на секунду не сводили с нее глаз.

Низко поклонившись, Эль Команданте запечатлел поцелуй на ее руке, после чего предложил ей свою руку. Она приняла ее и сопровождала Эль Команданте, пока он обходил батальон Монкада. Президент Такер шел за ними на приличном расстоянии. Это было грубое нарушение протокола.

Ко мне бросились Ллеланд, за ним Фетлок, у которого глаза вылезли на лоб, и Уитерс; однако что я мог поделать?

Когда обход почетного караула подходил к концу, Эль Команданте обнаружил, что миссис Такер говорит по-испански, и был очарован еще сильнее. Президент скрипел зубами, но заставлял себя улыбаться.

Ланч сложился более удачно, – хотя согласование меню прошло не без трудностей. Кубинцы требовали свою (отвратительную) кухню – жирную свинину и жареные бананы. Мы настаивали на добрых сытных североамериканских блюдах: жареной индейке с разнообразными гарнирами. Тогда они предложили цыплят, но вареных и с черной фасолью. В ответ мы предложили цыплят с молодой картошкой и зеленым горошком, жаренных по южному рецепту. Когда уже казалось, что нам придется обойтись без еды, вмешались канадцы. Их меню было приемлемо для обеих сторон, так что нам подали копченую форель и торт Мельтон-Маубрэй в сопровождении вина из долины Оканаган. К сладкому я неравнодушен, да и о вине мне сказали, что пить его можно, – а для чего же еще оно собственно предназначено?