Альва Бесси - И снова Испания

В любом обществе все события тесно взаимосвязаны, а поэтому остановимся сначала на волнениях испанского студенчества и нынешнем положении католической церкви, а уже потом перейдем к кульминационному моменту истории «карабанчельской десятки», к баскским патриотам (о чем ниже) и к крупнейшему взрыву народного негодования за последние семь лет.

На протяжении этих семи лет крупнейшие испанские университеты открывались и закрывались, словно вращающиеся двери, и полиция все время торчала где-то поблизости. В 1968 году мадридские студенты выступили с протестом против войны во Вьетнаме, и полиция нещадно их избила, после того как они согласились выйти из-за баррикад и вступить в переговоры. В Валенсии они протестовали не только против войны и режима — они также требовали свободы студенческих союзов, не контролируемых государством, и возражали против права полиции вторгаться на территорию университетских городков без разрешения деканов.

В январе 1969 года полиция стреляла в студентов Мадридского университета, протестовавших в связи с «самоубийством» арестованного студента. Университет закрыли, начались массовые облавы; сотни студентов были брошены за решетку, последовал приказ о введении чрезвычайного положения (на три месяца), и, разумеется, удалось «раскрыть международный заговор» против непорочного испанского правительства. Режим выразил свое неудовольствие по поводу сообщения прессы о принятых им репрессивных мерах.

Испанские студенты отнюдь не хранили спокойствия в течение следующих двух лет, и в январе 1972 года вспыхнули сильнейшие волнения в Мадридском университете. Взбешенные власти изгнали из университетского городка тридцать тысяч студентов, двести пятьдесят человек были арестованы, а остальные подвергались избиениям со стороны полиции во время митингов и стычек, не прекращавшихся четыре дня.

Два года спустя, в марте 1974 года, их ненависть к происходящему достигла апогея: студенты Мадрида, Барселоны, Гранады, Сан-Себастьяна, Сарагосы и Бильбао выступили с протестом в связи с казнью двадцатишестилетнего каталонского анархиста Сальвадора Пуига Антиха. Чтобы убить этого опасного молодого человека, режим воскресил орудие казни XIV века — так называемую гарроту. Это железный ошейник с винтом, при вращении которого он затягивается, ломая позвонки и разрывая спинной мозг. Такое вопиющее варварство вызвало бурю возмущения во всем мире, в ответ на что его превосходительство, сеньор дон Паскуаль Виллар Альберто, новый испанский посол в Австралии, счел нужным 19 марта заявить следующее:

— Гаррота более гуманная форма казни, нежели любая другая. Она работает быстро, надежно и бескровно.

С тех пор как Наиглавнейший в интервью для «Лондон ньюс кроникл» 29 июля 1936 года обещал «спасти Испанию от марксизма любой ценой», крови в Испании пролилось очень много.

На вопрос: «Значит ли это, что вы готовы расстрелять половину Испании?» — был дан ответ: «Повторяю: любой ценой».

Половину Испании он не перестрелял — всего четыреста тысяч человек. Но эта кровь отравила землю и продолжает символизировать вражду между Франко и одним из его бывших главных помощников: испанской католической церковью.

В 1969 году церковь протестовала против чрезвычайного положения, и Франко отменил его, гордо заявив, что его правительство произвело семьсот девятнадцать арестов и «уничтожило» ЭТА — Организацию освобождения басков{ [73] Баскская националистическая организация. }, Объединенную социалистическую партию Каталонии, а также Рабочие комиссии.

В 1970 году влиятельная организация светских католиков и духовенства «Дело господне» стала большой силой в правительстве. Им нравилось наименование «технократы», и они фактически заменили единственную политическую «партию» Франко — фалангу. Одновременно каудильо назначил своего ближайшего помощника, адмирала Луиса Карреро Бланко, вице-президентом.

Но накануне суда над шестнадцатью басками, которым вменялась в вину революционная деятельность, среди церковников произошел раскол относительно того, какую следует занять позицию, поскольку процесс, несомненно, должен был получить международную огласку, Подсудимые содержались в тюрьме уже два года по обвинению в незаконном владении оружием и за убийство Мелитана Мансанаса — ненавистного шефа полиции Сан-Себастьяна. Обвинение требовало смертного приговора для шести подсудимых, а для остальных десяти — тюремного заключения на общий срок в семьсот пятьдесят два года.

Один из обвиняемых был священником, и на суде он гордо признал себя членом тайной баскской партизанской группы.

Произошло бурное столкновение между обвиняемыми и полицией, баски запели народную песню свободы, а публика разразилась аплодисментами и приветственными криками. На суде присутствовали иностранные наблюдатели, и суд отложил вынесение приговора. Вновь было объявлено чрезвычайное положение — власти опасались волнений. И не напрасно.

В тридцати милях от Барселоны, в монастыре Монтсеррат, на крутой вершине, собрались триста представителей испанской культуры и науки. Зная, что их заявление не будет напечатано в испанских газетах, они пригласили иностранных журналистов и выпустили прокламацию, разоблачающую судебный процесс над басками, стоящий у власти режим и его жестокие репрессивные меры.

Теперь оппозиция объединилась. Она включала всех: от стоящих вне закона (и поэтому «несуществующих») коммунистов до либеральных католиков. Гражданские свободы, и без того призрачные, были временно отменены с целью «охладить» атмосферу, и Карреро Бланко объявил, что правительство реорганизуется и укрепляется и во всеоружии встретит новую «угрозу коммунистической крамолы».

В Бургосе подсудимые получили именно то, на чем настаивало обвинение: шесть двойных (!) смертных приговоров и длительные сроки заключения для остальных. По всей Испании и в Европе начались демонстрации. К милосердию призывали представители итальянского, австрийского, датского, норвежского и бельгийского правительств — но ни слова от Ричарда Никсона, который тайком проскользнул в город 2 октября, был принят в Эль Пардо и столь же незаметно убрался восвояси.

Сторонники Франко в армии раскололись на два лагеря: троглодитов, которые жаждали возвращения времен католических королей (1479–1504 гг.), и военных чуть помоложе, возглавляемых лицом в ранге нашего председателя Комитета начальников штабов, генералом Мануэлем Диесом Алегриа (запомните это имя!). Они обращались к Карреро Бланко, ничего не добились и воззвали к Франко, настаивая на проведении умеренных политических реформ, а может быть, и на устранении самого Бланко. Франко стравил эти группы между собой.