Ирина Майорова - Метромания

Андрей приоткрыл глаза и поднес к ним левое запястье. Четырнадцать двадцать три. Катерина трудится в поте лица. До конца ее рабочего дня еще шесть с половиной часов. Если между клиентками был перерыв, наверное, уже отобедала: ошпаренными кипятком помидориной и огурцом, яйцом вкрутую и шиповниковым чаем из термоса. Это в том случае, если успела собрать себе обед. Могла и не успеть – и теперь сидит голодная. Есть то, что девчонки приносят из кулинарии, – салаты, рыбу в кляре, пирожки – она не станет ни за что на свете.

От транспорта Катя не зависит, потому что добирается до салона, где работает мастером маникюра, пешком. За двадцать минут. Но встает всегда не позже семи. До восьми проветривает квартиру, в любое время года и при любой погоде открывая все двери-окна и устраивая сквозняк. А сама запирается в стерильной ванной, выливает на дно душевой кабины три колпачка «Белизны» и, ожидая, пока хлорка поубивает всех микробов, тщательно намыливает руки. Три раза. Затем, смыв остатки «Белизны» вместе с истребленными бактериями, встает под душ. Завтракает Катерина заваренным с вечера в термосе настоем шиповника и ржаными хлебцами из вакуумной упаковки. В восемь пятнадцать начинает выходить из дома. Этот процесс у нее занимает не меньше двадцати минут. Сначала, глядя на стоящий в железном противне утюг, она пять раз (чтобы не сбиться, ей приходится загибать пальцы) повторяет: «Утюг выключен», потом идет в ванную – проверить краны, затем перемещается на кухню, где находятся сразу три представляющих особую опасность объекта: электроплита, кран над раковиной и удлинитель-«пилот», который на время Катиного отсутствия должен быть отключен. Потом Катя ставит квартиру на охрану. Перед тем как набрать на висящем возле входной двери пультике шифр, она еще раз обходит свое жилище с проверкой. Но это не всегда помогает. Бывает, уже спускаясь в лифте, вдруг замирает от ужаса. Ей приходит в голову, что она плохо проверила утюг. И Катя возвращается. Снимает квартиру с охраны, бежит в комнату, пять раз повторяет: «Утюг выключен», снова набирает на пультике шифр, закрывает дверь, подходит к лифту и спохватывается, что плохо помнит, как выглядела четверть часа назад плита, все ли ручки были в правильном положении… Раньше, когда сигнализация была завязана на телефон и каждый раз, ставя квартиру на охрану и снимая с нее, хозяйке приходилось звонить на пульт, у Гавриловой с сотрудниками ВО регулярно случались конфликты. Но месяц назад она наконец обзавелась новой, автоматической системой, и теперь могла возвращаться сколько угодно.

Катя боится всего: пожара, воров, затопить соседей, попасть в неловкое положение перед чужими людьми, высоты, темноты, толпы, замкнутого пространства, смертельных болезней. А начало череде ее фобий положил страх перед метро. Он родился давно, когда Катя училась в пятом классе…

Однажды вечером ее мама не вернулась с работы. До глубокой ночи Наталья Сергеевна обзванивала знакомых, а потом, заглянув в комнату внучки, сказала: «Маму отправили в командировку – она не успела нам об этом сообщить».

Всю следующую неделю, прибегая после уроков домой, Катя кричала с порога: «Мама не приехала?» Наталья Сергеевна качала головой: нет еще. И сразу принималась расспрашивать, что задали на дом, похвалила ли ее учительница, не обижали ли мальчишки. Из того, что бабушка не хотела говорить о маме, Катя сделала вывод: баба Ната сердится, что командировка затянулась.

В воскресенье утром девочку разбудил звонок в дверь. Катя подскочила на кровати, решив, что вернулась мама. Но, прислушавшись к раздававшимся из прихожей голосам, поняла: бабушка разговаривает со своей племянницей Любой, которая неожиданно приехала к ним из своей Рязани. Впрочем, неожиданным визит родственницы был, кажется, только для Кати. Пока тетя Люба шелестела у порога плащом, бабушка несколько раз повторила: «Спасибо, Любочка, что откликнулась… приехала. Ты не представляешь, как мне тяжело…» Катя потихоньку выбралась из-под одеяла и, стараясь не шуметь, подошла к кухонной двери, за которой баба Ната и тетя Люба продолжали начатый в прихожей разговор. «Вот увидишь, найдется. Ну, не бывает так, чтобы человек просто вышел из дому и исчез. Не в глухом лесу живете – в Москве. Обязательно найдется – живая и здоровая», – твердила как заведенная тетя Люба, но уверенности в ее голосе не было. А баба Ната плакала и жалобно повторяла: «Ведь уж девять дней прошло, целых девять дней, а ни слуху ни духу…» Катино сердечко больно сжалось: значит, бабушка говорила неправду, ни в какую командировку мама не уехала… Девочка стояла не дыша, стараясь не пропустить ни слова. «Последний раз Надюшу видели в прошлую пятницу, утром, когда она спускалась в метро. – Наталья Сергеевна постаралась взять себя в руки и теперь говорила почти спокойно. – Женщина, которая на станции газетами торгует, по приметам опознала: и пальто описала, и шапочку, и сумку. Говорит, запомнила, потому что Надя долго вниз спуститься не решалась: подойдет к турникету, назад вернется. И так раза три. А потом будто в воду кинулась: карточку в щель – и бегом. И все, больше ее никто не видел. Ни на выходе из станции, около которой ее работа, ни в самом институте. Вроде, получается, спустилась в метро, а оттуда не вышла». – «А вы узнавали, – уточнила тетя Люба, – из метро никого в тот день в больницу или еще куда не доставляли?» – «Неужто?! – возмутилась бабушка. – И начальнику метрополитена звонила, и в милицию, и в „Скорую“! И не раз! Как в воду канула».

Катя на цыпочках вернулась в свою комнату, медленно, будто у нее был грипп и болели все, даже самые маленькие косточки, легла в постель и натянула до глаз одеяло. Она лежала и думала о том, что мама всегда боялась метро. Никогда никому об этом не говорила, но Катя-то догадывалась – по тому, как потела мамина ладонь, когда они спускались по эскалатору, по тому, как крепко она сжимала дочкину руку. В вагоне, когда садились рядышком, Кате приходилось разлеплять пальчики – их будто склеили карамелью или даже канцелярским клеем из прозрачной бутылочки, которую нужно носить на кружок аппликации. «Наверное, мама знала, что в метро с ней случится что-то страшное, поэтому и боялась», – сделала вывод Катя и горько, безысходно заплакала.

Именно с того воскресенья, когда приезжала тетя Люба, Катя начала замечать, что соседки, бабушкины подруги, да и учителя в школе смотрят на нее с жалостью, тогда же стала слышать доносившийся вслед шепот: «Бедная девочка, круглой сиротой осталась».

Своего папу Катя видела только на фотографиях. Он умер за месяц до рождения дочки. Сергей Григорьевич Гаврилов был подполковником Советской армии, военным хирургом. Сразу после свадьбы его отправили в командировку в Африку. Молодая жена (Надя была младше мужа на двенадцать лет) поехала с супругом. Через полгода Надежда забеременела, и, когда подполковнику дали отпуск, в самолете, взявшем курс на Москву, будущей маме пришлось сесть на место стюардессы в первом за кабиной пилотов ряду. Разместиться в обычном пассажирском кресле мешал огромный живот. Других неудобств беременность Наде не доставляла: не было ни изнуряющей дурноты, ни отеков, ни острого, непреодолимого желания попробовать чего-то абсолютно несъедобного: ваксы, земли, известки… Сергей Григорьевич был специалистом в области военно-полевой хирургии, но жену в первые месяцы беременности наблюдал сам: среди командированных из Союза врачей акушера-гинеколога не было, а доверить жену фельдшеру из местных он не захотел. Отправляясь в Москву, Гавриловы уже знали, что Надя носит близнецов. Прикладывая фонендоскоп к растущему не по дням, а по часам животу супруги, подполковник ясно слышал два сердцебиения. Еще в Африке они решили, что Надя останется в Москве под присмотром свекрови – Натальи Сергеевны. А когда родятся малыши, подполковник Гаврилов постарается уговорить начальство отпустить его на неделю домой. Месяц отпуска пролетел быстро, и, провожая мужа к месту службы, Надя – ей от этого даже было немного совестно – не испытывала грусти расставания. Во-первых, через два месяца Сережа прилетит посмотреть на сыночков (подполковник Гаврилов почему-то был уверен, что родятся именно сыновья), во-вторых, за эти несколько недель они так сдружились, так славно поладили с Натальей Сергеевной, ну а в-третьих, во благо отчаянно молотивших ножками Сашеньки и Витеньки ей, конечно же, лучше рожать в Москве. А время до родов за хлопотами по добыванию красивой, в яркий цветочек байки, пошиву пеленок-распашонок, покупке одеял и кроваток пройдет быстро.