Ирина Майорова - Метромания

Петрович взглянул на часы – не таясь, не деликатничая, впрямую намекая, что ему пора за работу.

– Степан Петрович, – заторопился Макс. – Я понимаю, вам не хочется возвращаться к тому разговору. Про Нину Андреевну… Но давайте попытаемся рассуждать здраво. Вот вам она могла привидеться, померещиться, потому что вы ее знали. Какой-нибудь специалист-психолог вмиг бы ситуацию по полочкам разложил: заставил бы вас припомнить, что незадолго до этого вы о ней думали, а не думали – так в подсознании у вас на жестком диске все равно и внешность, и информация про нее записаны. Так?

– Ну, так, – неуверенно согласился Петрович.

Половину из того, что Макс сейчас выдал, он не понял, но чутьем уловил: парень знает, что говорит.

– И вот идете вы по платформе, и вдруг пахнуло какими-то духами, звук какой-то, мимо тетка толстая с утиной походкой… Ну я не знаю, что еще такое могло быть, что вдруг Нину Андреевну напомнило. Вы сознанием этот сигнал-напоминание даже уловить не успели, не то что проанализировать, а подкорка – раз! – запах, звук, походку поймала и, как проводок, тык в нужное гнездо! То самое, где вся информация о Нине этой хранится. А в натуре у вас перед глазами в этот момент будка дежурной у эскалатора. Ну, вам и померещилось, что за стеклом Андреевна сидит. Могло такое быть?

– Могло, – закивал Степан Петрович. И, просветлев лицом, добавил: – Конечно, могло!

Экс-машинист сейчас до глубины души был благодарен малознакомому парню, который взял да и все объяснил – по-научному, без всяких потусторонних, мистических, холодящих душу и горячащих разум глупостей.

– Ну а я тогда как? – задал Макс вопрос, который Петрович не сразу и понял.

– Я-то Нину Андреевну не знал, – продолжил свою мысль Макс и увидел, как глаза собеседника сначала наполнились разочарованием, а потом и страхом. – Как же она мне-то могла померещиться? – Приподняв обтянутый джинсами зад с дивана и присев перед электриком на корточки, Макс взял его за рукав. – Мы с вами еще там, на улице, выяснили, что видели одну и ту же женщину. Приметы до единой совпадают. Ну скажите, как такое могло быть?

– Не знаю, – помотал головой Степан Петрович и затравленно посмотрел сначала на Макса, потом на Андрея.

Приятеля-физика Андрей с Максом дома не застали. Пока общались с Кологривовым, потом с Петровичем, прошло два с лишним часа, и специалист по оптике успел отбыть на тренировку по рэгби, о чем радостно сообщил Шахову по мобиле. Макс, которого просто распирало от жажды бурной деятельности, предложил, не откладывая, прямо сейчас отправиться к летописцу метро Михалычу. Правда, уточнил:

– Если он никуда не уехал. Петрович-то только домашний номер дал.

Вилетарий Михайлович был на месте, однако к предложению встретиться отнесся без энтузиазма:

– Я рассчитывал сегодня весь день посвятить написанию статьи, а ваш визит, пусть и недолгий, выбьет меня из графика.

Но Макс был бы не Макс, если, желая чего-то, не получил бы это, да еще и в назначенные им же самим сроки.

Сталинский дом на Смоленской площади друзья нашли без труда. Табличка на двери квартиры, в которой обитал спец по метро, гласила: «Кандидат исторических наук Самохин Вилетарий Михайлович». Латунная, с витиеватыми буковками, она была начищена до блеска, зато саму дверь давно требовалось если не покрасить, то хотя бы помыть. Квартира, в которую визитеров не слишком приветливо пригласил хозяин, оказалась под стать «вратам» – обшарпанная и грязная.

– Ну-с, молодые люди, давайте сразу к делу: извольте излагать свой интерес коротко и ясно.

Андрей про себя даже хмыкнул: самому лет сорок, а корчит из себя дореволюционного профессора. «Ну-с», «извольте»… Однако вслух, подстроившись под манеру кандидата вести беседу, произнес:

– В таком случае позвольте сразу показать вам кое-что… Макс, давай снимки.

Вилетарий Михайлович рассматривал фотографии долго и скрупулезно. Даже за лупой в соседнюю комнату сходил. Отложив три снимка в сторонку, едва заметно уменьшившуюся стопку подвинул Максу:

– Вот эти интереса не представляют – во всяком случае, для меня. А эти три я, пожалуй, у вас куплю. Сколько вы за них хотите?

– Чего? – не понял Макс.

– Денег, естественно. Сколько?

– Да вы чего? – растерялся Макс. – Мы не продавать пришли!

– Да?! – Теперь пришел черед удивляться Вилетарию Михайловичу. – А зачем же?

– Чтоб вы объяснили: что это такое?

– Так вы любители?

– Чего?! Говорите вы по-человечески!

Макс был близок к бешенству. И если б не Андрей, точно наорал бы на бедного кандидата. Короче, выставили бы их из дома, как пить дать.

– Вилетарий Михайлович, мы с Максом не любители, мы «чайники». Позапрошлой ночью вот он, – Андрей ткнул большим пальцем влево, туда, где сидел Макс, – сделал несколько кадров на станции «Новослободская». Пленочным старым фотоаппаратом. Нынешней ночью напечатал. И вот…

– Так бы сразу и сказали! – вмиг просветлел лицом Вилетарий. – Ну эти три снимочка, надеюсь, вы мне оставите? Для науки – я, понимаете ли, статью в один западный журнал готовлю. Как раз на тему фантомографии.

Макс заерзал на стуле:

– Какую тему, простите?

– А, ну да, вы ж сказали, «чайники»! – спохватился Вилетарий. – Фантомография, или астральная фотография, – это как раз то, что вы сейчас принесли. Первые подобные снимки появились сразу же после изобретения фотографии. Сегодня по этой теме насчитывается более двух сотен монографий – серьезных исследований. Среди авторов небезызвестный вам Конан Дойль, а также Александр Аксаков – о нем вы точно не слышали. А между тем он не только племянник знаменитого писателя Сергея Аксакова, автора «Аленького цветочка». Этот наш с вами соотечественник и без дядюшки кое-чего стоил. Его изыскания в области спиритизма, опыты с медиумами по сей день представляют научный интерес. – Кандидат замолчал, потом осуждающе покачал головой и тяжко вздохнул: – Конечно, за более чем полтора века существования фотографии было много мошенников, рисовавших, например, раствором сульфата хинина силуэты людей на холстах, которые служили в ателье фоном. Высохнув, раствор становился невидимым, но только для глаза. На снимках «дух» получался изумительно. Дальше – больше. Чем совершенней становилась техника, тем легче авантюристам было пристраивать на фото тени, размытые силуэты…

– Я так понимаю, вы и нас приписали к этой армии мошенников? – подозрительно прищурился Макс.

– Помилуйте! – как-то чересчур бурно возмутился Самохин. – Стал бы я в таком случае разговаривать…

Тут Вилетарий наткнулся на пристальный взгляд Андрея (а Шахов умеет смотреть так, что любой самый искусный врун начинает чувствовать себя не в своей тарелке) и смешался: