Елена Колина - Мальчики да девочки

– Простите, пожалуйста, – извинился за нее Павел.

– Господи, это вы, почему? – прошептала Лиля, и глаза ее налились слезами.

...Розово-смуглая, с пушком на щеках, с горестно изогнутыми пухлыми губками, она напомнила ему куклу, которую он когда-то видел в витрине игрушечной лавки, темные кудри, глаза ярко-зеленые, огромные, как блюдца, как у собаки из сказки Андерсена, и взгляд изумленно-печальный, словно не верящий, что вся эта огромная печаль – ей . Он узнал ее, она – девочка на Аничковом мосту. Жизнь как литература, подумал Никольский, и в его голове тут же начал складываться сюжет.

– Я вас узнал, это вы...

– Ну конечно, вы меня узнали, не так уж много времени прошло с новогоднего бала, – удивилась Лиля. – Но все изменилось, не правда ли? Я вышла замуж, это мой муж...

Лиля вежливо улыбнулась, и Никольский в ответ улыбнулся вежливо и слегка презрительно, ему было неприятно ее глупое откровенное счастье – вышла замуж... Почему она так приветлива, так мила с ним, как будто нисколько не обижена на него за тот новогодний вечер?.. Какая надменность, какое холодное петербургское высокомерие, – неужели он даже не стоит ее обиды?! Но он еще зачем-то немного постоял рядом с ней, чувствуя неловкость, как бывает, когда с чужими людьми нужно вести себя как с хорошими знакомыми, произносить пошлые, принятые слова, но разве ему есть дело, что она вышла замуж, разве ей есть дело, что он ее узнал, разве еще что-нибудь будет ?..

Никольский поклонился, пошел вперед, но оглянулся, и Лиля оглянулась, и – рванулась, побежала к нему.

– Я только скажу, – выдохнула она, – я только скажу одно и сразу же буду замужем. Я люблю вас.

Лиля убежала, и Никольский стоял и смотрел ей вслед, и думал: неужели это судьба?

Что же – догнать, взять за руку, увести с собой?.. Но он не готов к резким публичным действиям – бежать, вырывать ее из чьих-то рук... А вдруг это просто каприз заносчивой взбалмошной барышни, а не судьба?...

«Ну что же, я получаюсь как героиня бульварного романа: любила одного, отдалась другому, вышла замуж за третьего... Пусть все будет как будет, и, если что мне суждено, значит, судьба... Я хочу, хочу, хочу... я так хочу жить, я еще не успела быть счастливой... пожалуйста...» – думала Лиля, подрубленная под корень незабудка, чудом проросшая на выжженной земле, как талантливо она сама себе устроила цветное сияние в сером свинцовом тумане, сияла-счастливилась, вокруг было все темней и темней, а она все пробивалась, росла.

В Советской России двадцатых годов психоанализ развивался настолько успешно, что Россию стали называть второй родиной Фрейда. Расцвет психоанализа, самого «буржуазного» направления человеческой мысли, на фоне расстрелов, арестов, высылки из страны философов и ученых – удивительный факт в истории страны. Уже в 1921 году был организован психоаналитический кружок, затем Российское психоаналитическое общество и Государственный психоаналитический институт, – ГОСУДАРСТВЕННЫЙ психоанализ – это невиданное словосочетание. Был даже открыт психоаналитический детский дом, где проводились исследования по психоанализу бессознательного, обучения и воспитания и где психоаналитическое воспитание получали дети высших партийных функционеров, в том числе сын Сталина. Психоанализ стал одной из первых уничтоженных властью наук. К 1930 году психоанализ в СССР был ликвидирован полностью, а большинство его сторонников репрессированы.

В первые годы НЭПа интеллектуальная жизнь в стране была относительно свободной, и прогрессивные педагоги использовали в рамках советской единой трудовой школы лучшие достижения западных ученых: метод проектов, Дальтон-план, бригадное изучение школьных предметов. В 1928 году в педагогике была произведена «чистка». Было уничтожено все то новое, что появилось в педагогике за послереволюционные годы. Многие сторонники новой педагогики были репрессированы как враги народа и иностранные шпионы.

Во времена НЭПа, когда было легализовано частное предпринимательство, в бывшем Лахтинском санатории находилась частная больница-санаторий с хорошими условиями и прекрасными врачами. У пациентов, в большинстве своем членов партии, было зафиксировано наличие так называемого комплекса «партийной триады» – невротические симптомы, гипертония и вялый обмен веществ. Считалось, что все это следствие бурных лет революции, гражданской войны, работы в Чека, неспособности людей войти в мирную жизнь.

...В результате очередной кампании властей по сбору налогов в 1928 году частные предприниматели оказались разоренными, у некоторых из них было конфисковано все имущество. Предпринимателей и членов их семей лишали политических прав, подвергали судебным преследованиям. О дальнейшей судьбе «ликвидированных как класс» предпринимателей имеются лишь фрагментарные сведения.

ДЕЛО № 134356

СССР

НКВД

Главное Управление Государственной Безопасности

Особый архив

по обвинению Левинсон А. М.

по ст. ст. 17-58-8 и 58-12 УК РСФСР

Том № Первый

Количество томов Один

ОПИСЬ

документов, находящихся в следственном деле

1. Ордер № 3238 на арест Левинсон А. М. – 1

2. Анкета арестованной – 2

3. Протокол обыска арестованной – 3

4. Квитанция № 3520 – 4

5. Справка на Левинсон А.М. – 6

6. Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения

7. Протоколы допроса обв. Левинсон А. М. – 8–11

8. Протокол об окончании следствия –12

9. Постановление о передаче дела на рассмотрение особого совещания

10. Расписка

Дана гражданке Левинсон А. М. в том, что у нее при обыске изъята контрреволюционная литература:

1. «Романтические цветы», изд. 1918 г., имеется дарственная надпись

2. «Шатер», изд. 1921 г., имеется дарственная надпись

3. «К синей звезде», изд. 1923 г., без дарственной надписи

Арест: 1937 г. РСФСР, Ленинград

Приговор: 21.10.1937 г., расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда (ВКВС) СССР

В 1922 году за границу были высланы около двухсот российских ученых – университетских профессоров, экономистов, историков, философов. Рейсами немецких пассажирских судов «Oberbьrgermeister Haken» и «Prussia» их доставили из Петрограда в Штеттин, – спустя много лет, в 1980-е годы эта акция получила название «философский пароход». Перед высылкой одни находились под домашним арестом, другие содержались в ГПУ, третьи получили предписание отправиться за границу «за свой счет». На человека дозволялось одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм, две рубахи, одна простыня, нельзя было взять с собой ни одной книги, и главным горем для многих была потеря библиотеки. До настоящего времени судьбы многих невольных пассажиров «философского парохода» остаются неизвестными.