Стивен Лезер - Личная танцовщица

Я хочу схватить его за горло и потрясти. Конечно она брешет ему. Почему он ожидает чего то еще? Каждый врёт, правильно? Только барные девочки возводят это в искусство.

Кто-то сказал мне давным давно что-то вроде: банковский чек по почте, не кончайте мне в рот, и конечно я буду уважать Вас утром. Слышал годы назад, и это грёбаная истина. Каждый врет. Периодически. Иногда это маленькая ложь, безобидная ложь, если так Вам нравится, а иногда это большая ложь, но только дети ожидают услышать правду. И что мы говорим детям? Мы говорим им, что в Новый Год жирный человек в красном костюме собирается спуститься вниз по дымоходу и оставит подарки для них. И мы сообщаем им, что жирный человек не придет, если они не будут слушаться. Охренительная глупость.

Я скажу Вам, что если бы у меня были дети, я прямо рассказал бы им о Санта-Клаусе и о Боге. Я имею в виду, мы сообщаем им о Рождестве, когда они становятся достаточно взрослыми, чтобы понять, мы говорим им, что фактически мы лгали, нет никакого жирного человека в красном костюме, и северные олени не могут летать. «Кто Бог?» — спросят они. Вы скажете, что бог наблюдает за нами и защищает нас, если мы хорошие, и мы будем жить с ним после смерти. Является ли Бог подобен Санта Клаусу? Это тот случай, когда родители становятся уклончивыми и говорят, что нет, они лгали относительно Санта Клауса, но все, что они сказали о Боге, истина.

Чушь. Детям нужно говорить правду с первого дня. Нет никакого Санта Клауса. Нет никакого Бога. И тайские барные девочки не влюбляются в фарангов. Я не знаю, почему Пит продолжает проверять ее. Он посылает ее в Сурин и узнает, что она замужем. Он платит за нее, чтобы она работала официанткой, а она все еще ебется с клиентами. Что ему еще надо? Почему он не может признать, что она шлюха по жизни?

Алистер послал мне записку по электронной почтой, угрожая мне увольнением, если я не вышлю ему черновик Кампучийского путеводителя в течении семи дней. Записке уже было три дня, когда я получил ее, потому что я оставался с Джой, и не мог включить свой ноутбук в ее телефонное гнездо и получить сообщения. Я не знал, что делать. Мне было бы очень трудно закончить за четыре недели, не говоря уж о четырех днях. Он приставал ко мне несколько недель, но я настолько увлекся Джой, что сильно отставал от графика. Я послал ему короткий ответ, сообщив только, что работа продвигается.

Я дал Питу все возможности вернуться на круги своя, но не собирался этого делать. Я ничего не мог поделать: если я не сокращу мои расходы, то меня погребут вместе с ним. Я должен показать главному бюро, что я контролирую ситуацию, и для этого есть только один способ. Я был должен уволить его. Я пробовал связаться с ним по телефону, но его никогда не было на месте. Я говорил с его квартировладельцем, но тот сказал, что Пит вероятно находится у Джой, и у него нет номера ее телефона. В конце концов я был вынужден послать ему письмо. Я сделал это так, чтобы он не смог отрицать его получения. В письме я попросил, чтобы он передал его заметки и компьютерные диски его смене, парню по имени Чук, который работал на нас в Tайване.

Я оказался перед необходимостью делать путеводитель самому. Я говорил ему, что выдам ему кредит, потому что он сделал справедливое количество работы, но он не послал каких-либо заметок для Кампучийского путеводителя, так что кредит получит новый парень.

Я не знаю, чем является Таиланд, но он, кажется, уничтожает людей. Высасывает жизнь из них. Я не знаю, что это — климат или бары, но, кажется, там есть нечто, что увеличивает ошибки людей, которые попадают туда. Это случилось с Лоренсом, и это снова случилось с Питом.

Я не собираюсь рисковать с Чуком. Он останется в Tайване, и там будет редактировать книги о Тайланде. Я усвоил урок. Я только хочу, чтобы я смог сказать то же самое о Пите.

Мне не нравилась необходимость проверять Джой, но ее рассказы о происшедшем точно не вызывали доверия. Я отложил это на неделю, а потом, одним вечером, после того как мы пообедали в ресторане в 71-м переулке, я сказал ей, что мне надо пойти в бар Фацо повидать Брюса. Это было правдой, я договорился повидать его, но вскоре после полуночи я поймал мототакси и вернулся к дому Джой. В ее комнате горел свет, я отпер дверь в подьезд и некоторое время стоял около ее двери. Я смог расслышать работающий телевизор, но мне послышались еще какие-то звуки. Я внезапно почувствовал виноватым, подозревая ее. Я постучал в дверь. Ничего. Я снова постучал. Тишина. Это не имело смысла. Она не ушла бы, оставив включенным свет и телевизор. Я взял свой ключ и попробовал открыть замок. Он открылся, но дверь еще была закрыта на внутреннюю задвижку. Я заколотил в дверь. «Джой. Это я.»

Внутри слышался шепот, но я не смог разобрать слов. Я даже не мог убедиться, Джой ли это. Я сильно пнул дверь. «Джой. Открой дверь. Это я.»

— Подождите, подождите, — сказала она.

Я подумал, что возможно она не одета. Возможно к ней пришла подруга, возможно в комнате беспорядок, и она хочет немного навести порядок, прежде чем откроет мне. Я попробовал убедить себя, что все в порядке, но я понимал, что это не так. Я снова постучал в дверь. «Джой, я хочу войти сейчас».

Никакого ответа. Я уперся плечом в дверь и сильно толкнул ее. На двери стояла дешевая задвижка, и через пару толчков она сломалась. Джой стояла посередине комнаты. Она улыбалась, но выглядела испуганной. Она была одета в ту же самую одежду, в которой я оставил ее, маленький топик и облегающие джинсы. Сексуально. «Савади каа,» — сказала она, нахмурясь.

Я толкнул открытую дверь. Кто-то еще находился в комнате, стоя рядом с телевизором. Это был таец. Около двадцати лет, зачесанные назад волосы и мускулистая грудь, которую облегала черная чистая футболка, так, чтобы он мог похвастаться его телом. Он улыбался мне. «Савади кхап,» — сказал он.

Я с ненавистью посмотрел на Джой. По телевидению шла веселая передача, и аудитория хлопала и смеялась. Она не сказала ничего. Не было ничего, что она могла сказать. Я повернулся и ушел. Я шел, и во мне разгорался гнев. Это была моя комната, я платил за нее. Простыни на кровати, подушках. Телевизор. Это всё принадлежало мне, и она принимала там мужчину. Она, вероятно, даже трахалась с ним на кровати, когда я постучал в дверь.

Я вернулся. Она стояла в подъезде и смотрела на меня через дверное стекло с тревогой на лице. Я вставил магнитный ключ в замок, но дверь не открылась. Я пнул дверь. Таец нажал на дверь, как будто он хотел помочь мне открыть ее. Я ругнул его, сказал, чтобы он уёбывал подальше. Я пинал дверь, толкал ее плечом. Джой подалась назад. Она не кричала, она только выглядела потрясенной. Я предпочел бы слезы, какой-то признак раскаяния, признак, что ей жаль. Я снова попробовал магнитный ключ. Замок загудел, и я распахнул дверь.