Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина

«Здравствуйте, уважаемый Лев Симонович!

Меня зовут Александра, Саша, я живу и работаю в Москве, менеджером в одной фирме. У меня есть сын, Витя, шесть лет, который страдает заиканием с трех лет. Мне кажется, это очень сильная форма логоневроза. Мы обращались к одному логопеду, частному, потому что в поликлинике теперь очень трудно стало найти стоящего специалиста. Он сказал, что будет заниматься. И что надежда на выздоровление есть. Честно говоря, меня очень мучает эта проблема, потому что я понимаю, что в нынешнем очень жестком и даже жестоком мире такие дети будут испытывать постоянные трудности и психические перегрузки. Мы в Юрмале встретились с Мариной и с Мишей, и она рассказала мне о вас. Кстати, Миша, как Марина говорит, стал гораздо лучше. Да, он о вас тоже мне много говорил, кстати, и тоже собирается вам написать. Если вы не против. Миша, конечно, заикается, но у него нет такой скованности и болезненной робости, как у моего сына. Марина мне объяснила, что, параллельно с лечением, надо выяснить, нет ли у Вити сопутствующего невроза, страха и так далее, иначе лечение может дать плохой результат, и посоветовала обратиться к вам. Она говорила о вас как о превосходном специалисте и очень хорошем человеке. Правда-правда. Мне даже показалось, что она питает к вам какое-то чувство, но я, конечно, могу ошибаться. Если вы не против, я бы встретилась или хотя бы сначала в письмах подробно описала нашу ситуацию. Лев Симонович, Марина мне рассказала, сколько вы берете за консультацию, но это, видимо, какие-то устаревшие цифры. Напишите, пожалуйста, сколько это стоит, как часто нужно встречаться и где. Или позвоните по этому телефону… – 11-43. С уважением, Саша, мать Вити».

«Дорогой Лева!

Хочу снова и снова вернуться (вернее, вернуть тебя) все к той же теме – какой говенный и мудацкий совет ты мне дал насчет лета. Конечно! Никто! Не против! Чтобы Дашка с Петькой во время отпуска, каникул, да в любое время ездили, ходили, гуляли, плавали, летали, хоть на Луну! Но как можно без согласия отца крестить ребенка, объясни мне, пожалуйста? Если бы я знал, что поездка на теплоходе обернется вот этим, – я бы немедленно порвал все отношения и с ней, и с тобой. Если ты знал об этом заранее, извини, это скотство. Как можно поставить меня перед фактом в таком деле? Что я теперь должен говорить сыну? Что я атеист? Нет, для меня слово Бог такое же важное, как для всех вас. Между прочим. Но я не хожу в церковь, я не считаю, что мой сын должен быть крещен, я не хочу иметь с этим дело, понимаешь или нет? Как мне теперь быть? А если я мечтал, чтобы он стал буддистом, например? Меня кто-то спросил об этом, а?

Отвечай немедленно, понял? И скажи, пожалуйста, как теперь вести себя в этой насквозь извращенной ситуации? Твой Калинкин.

P. S. Заодно напиши мне, будь добр, что там у тебя происходит. Я был уверен, что ты давно стоишь в очереди в американское посольство. Оказывается, ты опять с головой ушел в практику, и от тебя целый месяц ни слуху ни духу. Даже не хочу звонить, чтобы не наорать на тебя, скотина.

PPS. Интересно, сколько лет этой практике и как она выглядит».

«Дорогой Лев Симонович!

Ужасно странно, что я вам пишу. Ваш mail мне удалось узнать с большим трудом, помогли новые друзья, программисты. На это ушел целый месяц. Папа рассказал мне по телефону о ваших обстоятельствах. Даже не знаю, с чего начать.

Наверное, с самого главного. Лев Симонович, вы не волнуйтесь, ради бога, это не ваш ребенок. Не ваш, не ваш. Честное слово. Мне, конечно, очень тяжело и неприятно, что вы узнали об этой глупой истории, которая произошла со мной здесь полгода назад. Моя неудачная шутка обернулась очень странными последствиями. Мне пришлось переехать, вообще всячески замаскироваться, теперь у меня даже другая фамилия. Поскольку официально я замужем. Но дело не в этом. Я очень сильно волнуюсь, поэтому простите мне этот сбивчивый тон. Я, конечно, не писала никакую книгу (хотя мой адвокат и отбил в суде у издательства аванс, который они мне сами навязали, правда, две трети забрал себе). Но самое главное, что вся эта шумиха улеглась и успокоилась, дело замяли.

Лев Симонович, я пишу вам, чтобы сказать не только это. Просто я хочу, чтобы вы знали: ни один человек в мире так мне не помог, как вы (вы и моя дочь Лена). Без вас и без нее я бы не выжила, простите за громкие слова. О ее отце писать не хочу, в общем, заурядная женская история. Главное, что в результате появилась она.

И еще. Когда папа мне рассказал, что вы в больнице, я чуть с ума не сошла. Я решила, что это из-за меня. Мне было очень плохо.

Простите.

И, пожалуйста, будьте всегда здоровы. Катя».

«Привет! У нас все в порядке, не волнуйся. Хочу тебе завтра позвонить, по-вашему около восьми вечера. Будь дома, и один, если это конечно, в твоих силах.

Лева, не пиши мне такие письма, а то возникает противоестественное желание купить билет в Москву. А ведь это не входит в наши планы. Или нет?

Имей в виду – спасать утопающих, ухаживать за немощными, утешать алкоголиков – мне как-то плохо удается. За этим не приеду. И вообще у тебя, как я поняла, с армией спасения все в полном порядке.

Дети после Москвы какие-то загадочные. Об этом и хочу поговорить с тобой. Как с психологом.

Короче, сиди дома и жди. Л.»

Я стоял в подъезде и смотрел на дождь. Дождь лил уже второй или третий день. Мама не пускала меня гулять. Тогда я пообещал ей, что буду стоять в подъезде, а на улицу не пойду.

– Нет, ну ты можешь, конечно, надеть капюшон, резиновые сапоги и постоять на улице пять минут! – недовольно сказала мама, отпуская меня. – Но вряд ли ты захочешь! Льет как из ведра…

Я послушно напялил капюшон, резиновые сапоги и даже взял зонтик. Но стоять в таком виде на улице мне совершенно не хотелось. Гораздо интереснее было наблюдать за дождем из подъезда. На улице дождь был холодный, мокрый и противный. А здесь, в подъезде – шумный, большой, веселый. Только его было плохо видно. Я все время приоткрывал дверь – не настежь, а так, наполовину, и смотрел на дождь, придерживая дверь одной рукой или одной ногой. Вошел дядя Паша со второго этажа.

– Ты чего тут делаешь? – спросил он, отряхиваясь и удивляясь.

– На дождь смотрю, – сказал я, опять приоткрывая дверь наполовину.

Дядя Паша стал смотреть вместе со мной. Он закурил и задумался. Вошла Ольга Алексеевна, участковый врач.

– Вы что, ключ от квартиры забыли? Идемте ко мне! – взволнованно обратилась она к дяде Паше, который курил и стряхивал пепел – туда, на улицу.

– Да… нет, мы просто на дождь тут смотрим с Левой! – подумав пару секунд, твердо отказался дядя Паша.

– Можно я с вами? – кокетливо спросила Ольга Алексеевна. Мы с дядей Пашей пожали плечами – мол, пожалуйста, подъезд общий. Ольга Алексеевна прислонилась к батарее и стала смотреть – то на дождь, то на дядю Пашу. Я пытался сосредоточиться. Эти двое, конечно, мне немного мешали – но с другой стороны, и дождь стал как-то повеселее. Он падал отвесно, как скала, в воздухе стояла мокрая пыль, и желтые листья превращались в текучую желтую труху и текли потоком куда-то прочь.