Геннадий Прашкевич - Противогазы для Саддама

– Вы нам должны…

Она не успела договорить.

Она в принципе не могла успеть.

Вращая зрачками, как разгневанный опереточный великан, плюясь салатом и ветчиной, шумно и энергично глотая слова, глотая слюну, Тоцкий взмахнул короткими руками:

– Я же дал тебе расписку?

– Нет, вы посмотрите! Он мне дал расписку! – возмутилась буфетчица, но, как ни странно, в ее презрительно сощуренных глазах Сергей не увидел настоящей угрозы или презрения. Буфетчица кривила пухлые губы, но чувствовалось, что какого-то особенного зла к Тоцкому она не питает. Более того, в ее нарочито возмущенном тоне несомненно проскальзывала нотка тщательно скрываемого восхищения. – Вот я вижу, вы умный человек, – обратилась она к Сергею. – Вот объясните мне, что такое число гугол?

– Это чрезвычайно большое число, – неохотно объяснил Сергей, втайне дивясь математическим познаниям буфетчицы. – Это единица с сотней нулей.

И спросил в свою очередь:

– Откуда вы знаете про такое число?

– А он мне расписку написал на число гугол. У него карманы пусты, вот он и написал расписку на число гугол, – презрительно бросила буфетчица, но в глазах ее плясали плохо скрываемые чертики восхищения. Она незаметно перешла на ты. – Вот как с таким можно бороться? Я же ему как умному человеку говорю: иди к евреям! Возьми залог! Под залог можно получить кредит, а там все ясно.

– Мне время мое дороже!

– Вот видите? – совсем уже презрительно сказала буфетчица. – Он мне должен целый гугол денег, а как к делу… – Она уперла руки в мощные бока и зарычала, как сам Тоцкий: – Сколько раз говорить? Пойди к евреям, возьми залог! – И повернулась к Сергею. – У нас на втором этаже расположены офисы, там много богатых евреев. У них можно взять, что угодно, даже залог под кредит. Я вашему другу давно говорю – иди вниз к евреям. Под хороший процент они дадут что угодно!

– Я своего жду! – шумно выдохнул Тоцкий и энергично спросил: – Только дураки в такое время пьют водку, правда?

Сергей согласно кивнул, но Тоцкий уже махнул буфетчице:

– Холодной водки и минералки! Исключительно холодной водки и такой же минералки! – И пока буфетчица неохотно возилась в холодильнике, низко наклонился к Сергею: – У меня верное дело! Я своего жду!

– Ты давно здесь?

– Второй месяц, – отмахнулся Тоцкий и опять сильно понизил голос: – Знаешь Крымский вал? Вот прямо под ним находятся подземные бункеры, они входят в систему метро, но имеют отдельный въезд для надземного транспорта. В этих бункерах стоят сейчас крытые грузовики. И каждый доверху забит мешками. В каждом мешке миллионы и миллионы советских купюр. Даже не миллионы, а миллиарды. Понимаешь? Миллиарды! В России эти купюры выведены из обращения, но казахи, армяне, узбеки готовы принимать их, потому что у них нет других денег, они пользуются старыми советскими. Понимаешь? Мы собираемся отправлять грузовики старых купюр нашим друзьям казахам, армянам и узбекам, а сами будем получать баксы. Много баксов! Очень много баксов! Ты никогда не видел сразу такого количества! Я специально тебе рассказываю, чтобы ты все это прочувствовал!

Он заговорщически подмигнул Сергею:

– Я даже доволен, что мне не возвращают мои деньги прямо сейчас, потому что каждый день приносит мне бешеные проценты. Когда поднимемся в номер, я покажу тебе расчеты. Первое, что я делаю утром, проснувшись, сразу записываю прямо на обоях сумму процентов, на которую за прошедшие сутки увеличились мои капиталы. Каждый лишний день, проведенный в Москве, приносит мне все больше и больше баксов. Я никогда в жизни так хорошо и верно не зарабатывал, как сейчас. Понимаешь? Когда все это кончится, я полечу в Новосибирск на собственном самолете и сожру все, что стюардесса мне подаст.

– Сперва рассчитайся с нами, – презрительно фыркнула буфетчица, выставляя на стол запотевший графинчик. – Ты же знаешь, что тебя не выпустят из гостиницы, пока не заплатишь.

– А я куплю эту гостиницу, – нагло заявил Тоцкий и, помаргивая, уставился черными глазами на буфетчицу. – Вот тебя, – нагло сказал он буфетчице, – я сам лично перепродам евреям. Или отдам в залог.

Буфетчица обиженно удалилась.

– Ты действительно здесь второй месяц? – удивился Сергей.

– Через три дня юбилей, – подтвердил Тоцкий, удовлетворенно подбирая хлебом остатки салата. – Но дело не в этом. Главное, грузовики. Скоро старые купюры отправятся по новым адресам, и каждый получит свое. Я, например, – ухмыльнулся он, – получу много.

Сергей улыбнулся.

Он знал напористость Тоцкого.

Когда Тоцкий вкладывал деньги в какое-то дело, иногда, на первый взгляд, даже безнадежное, деньги всегда возвращались к нему с процентами. Часто с хорошими процентами, потому что Тоцкий был везун. И может, потому он был везун, что ему в голову не приходила мысль о том, что положения бывают и безнадежные. Он всегда шел до конца, как таран, не обращая внимания ни на какие привходящие обстоятельства. Если перед Тоцким разверзалась пропасть, он без раздумий заносил над нею ногу. Смотри, предупреждали его друзья, ты сильно рискуешь. Однажды под ногами у тебя не окажется опоры и ты пролетишь, сильно пролетишь. Однако под короткими мощными ногами Тоцкого всегда почему-то оказывалась опора. Вот, правда, сейчас, он, похоже, все-таки пролетел, подумал Сергей… Похоже, выбрал лимит удачи… Особенно почему-то смутили Сергея в рассказе Тоцкого крытые грузовики со старыми купюрами, спрятанные в подземных бункерах Крымского вала. Обычно о крытых грузовиках с деньгами начинают говорить, лишь по-настоящему впав в отчаяние.

Но что могло привести в отчаяние везуна Тоцкого?

– Ну да, ну не плачу за гостиницу, – шумно признал Тоцкий, брызгая слюной и размахивая руками. – Но ведь любого неплательщика давно выбросили бы на улицу, только не меня. Я столько должен, что меня нет смысла выгонять. К тому же, они знают, что рано или поздно я все это куплю и всех, кто пытался наступить мне на пятки, выгоню прочь. Что мне эта гостиница! Я многим должен. Ко мне, например, прилетала братва из Тюмени, им я тоже должен целый гугол денег, – похвастался Тоцкий. – Они пришли ко мне в номер и расселись по углам, а бугор их, по кликухе Ванька, сел так, чтобы я увидел рукоятку пистолета, заткнутого за пояс. Ну, помолчал, как надо, потом сказал: «Тебе, Тоцкий, наверное, хана». Я спрашиваю: «Почему наверное?» А Ванька отвечает: «Вот приехали тебя трахать, Тоцкий. Видишь, нас семь человек? Деньги, которые мы вложили в твое дело, были из общака. Если денег у тебя нет, повезем в лес за Лобню, там оттрахаем и замочим». – Тоцкий восхищенно поморгал выпуклыми глазами. – В это время зазвонил телефон. Бугор кивнул мне: возьми, дескать, трубку. Я взял и услышал голос большого чечена Исы. Это очень большой чечен, – восхищенно пояснил Тоцкий Сергею. – Он вложил в мое дело очень большие деньги. Он вложил в мое дело даже больше, чем тюменская братва. Большой чечен Иса всегда звонит мне в гостиницу как на работу и всегда говорит, что до сих пор не зарезал меня только потому, что очень хочет получить свои деньги. Если у тебя нет больших денег, обычно говорит Иса, тогда дай мне хотя бы красный автомобиль и семь тысяч баксов. Тогда он, большой чечен Иса, уедет из Москвы. Он знает одно горное селение в Чечне, там хорошо и спокойно. Там нет разгула преступности. Он так и говорит, что там нет разгула преступности. Большому чечену Исе я вообще никогда не говорил плохого, – Тоцкий снова изумленно моргнул круглыми глазами, слегка увлажнившимися от обильной еды и вкусной водки. – Я всегда старался, да и теперь стараюсь найти для большого чечена Исы хорошие слова. Но тут по всем углам моего номера сидела мрачная тюменская братва, приехавшая меня трахать и мочить, поэтому я прямо сказал: «Здравствуй, Иса, друг. Я сейчас занят. У меня в номере сидит братва из солнечной Тюмени. Сейчас они узнают, что у меня нет денег и повезут в лес за Лобню. Там они меня будут трахать. Наверное, до смерти, ведь их, Иса, друг, семь человек. Если хочешь, тоже приезжай. Будешь восьмым». Услышав такое, большой чечен Иса возмущенно что-то запричитал, а потом так сказал: «У меня левая рука совсем отнимается, когда я думаю о тебе, Виталик, друг. Когда ты вернешь мне деньги, я куплю красный автомобиль и мы поедем ко мне в Чечню. Я каждый день буду колоть для тебя молодого барашка, мы станем с тобой как братья, Виталик, друг. Тебя нельзя убивать». И попросил: «Передай трубку старшему человеку». Я, понятно, передал трубку бугру Ваньке. Он что-то там повякал, а потом бросил трубку. «Ну, Виталик, вставай», – сказал он мрачно. Он так это сказал, что я понял, что меня, наверное, даже не повезут за Лобню, а замочат прямо здесь, или в машине, чтобы выбросить труп в Москву-реку. А, может, все-таки повезут, вдруг большой чечен Иса согласился быть восьмым. Только поэтому я и спросил: «Зачем вставать? Куда мы идем?» Бугор Ванька мрачно выругался и ответил: «В буфет, сука! Иса боится, что ты умрешь с голоду». Потом бугор еще раз выругался и мрачно добавил: «Мы сегодня улетим, нам накладно сидеть с тобой рядом. Но при тебе останется наш человек. Поставь ему раскладушку. Он будет присматривать, чтобы тебя нечаянно не замочили. Люди нынче пошли нервные».