Геннадий Прашкевич - Противогазы для Саддама

– Значит, вы хотите узнать от меня что-то конкретное?

– Вот именно.

– Что?

– А все, что касается деловых связей господина Тоома с фирмами в России, в Эстонии, а также на Западе.

– Всего-то? – с нескрываемым разочарованием протянул господин Фельман. – А порочащие его связи? А его отношения с извращенцами? А издевательства над несчастными проститутками? А патологическая страсть ко лжи? А тайная дружба с людьми, недостойными новой Эстонии?

– И это тоже, – кивнул Валентин. – Нас абсолютно все интересует. Но прежде всего, деловые связи. Фирмы, люди, отношения, каналы, по которым идут товары, естественно, денежный оборот. Вы ведь должны знать все это, вы работали в самом сердце его фирмы.

– Это важная информация, она стоит дорого, – мгновенно насторожился господин Август Фельман. Он даже откинулся в кресле, шумно потянув в себя воздух. Но ненависть к господину Тоому все-таки победила: – Если я дам такую информацию, вы утопите этого Тоома?

– С большой вероятностью.

Господин Август Фельман снова насторожился:

– А что будет со мной?

– Ну, орден вы не получите, – усмехнулся Валентин, – зато сможете уважать себя. Вас это устроит?

– Вполне, – кивнул господин Август Фельман. – А сволочь Тоом?

– А вот господин Тоом, скорее всего, станет известным газетным героем. Возможно, даже очень известным, – подчеркнул Валентин. – Вы сможете прочесть о нем в любой газетке. Сперва в криминальном отделе, а потом, если вам повезет, и среди некрологов.

Господин Фельман просиял:

– Тогда спрашивайте!

Второй бывший работник господина Тоома оказался человеком болтливым и скупым. Он сразу потребовал, чтобы его повели в кафе, устроенное под старым ветряком. Там болтун Антс незамедлительно заказал кофе и коньяк.

– За счет моих друзей, – важно кивнул он официантке. И пожаловался неожиданным визитерам: – Я не могу разговаривать откровенно, пока не выпью капельку коньяка. Это от стеснительности. В нашей семье всегда так делали. Не в моих привычках пить рано, но я чувствую, что мы должны говорить откровенно и на равных.

– Что вы имеете в виду? – удивился Сергей.

– Степень открытости, разумеется.

– Вы не эстонец?

– Послушайте, приятель, – демонстративно обиделся болтун Антс, важно прислушиваясь к мерному шороху крыльев работающего над кафе ветряка. Крылья ветряка, наверное, специально не блокировали, чтобы посетители могли прислушиваться к бесконечному, как время, мерному шороху. – Я гражданин свободной Эстонии. Надеюсь, этого достаточно, чтобы не задавать провокационных вопросов?

И напомнил:

– Я не могу разговаривать откровенно, пока не выпью.

Впрочем, в тот день болтуну Антсу откровенность вообще как-то не удавалась.

Он пытался исправить положение, заказывая все новые и новые порции хорошего коньяка (он называл это: выпить еще капельку), но день для откровенности, несомненно, выдался неудачный. Единственно правдивый ответ в тот день он дал только в самую первую минуту знакомства. Видимо, просто не успел сориентироваться. «Я господин Антс, – представился он. – Гражданин свободной Эстонии». После этого правдивость сняло с него, как рукой.

Стараясь исправить положение, пытаясь достигнуть более высокой степени откровенности, господин Антс сразу опорожнил три больших рюмки коньяка. Но, может, это был не тот вес или он перепутал дозировку, или вообще неправильно построил порядок вхождения в откровенность, – все выпитое привело только к тому, что болтун Антс впал в совершенно чудовищную (даже для него) и столь же очевидную ложь.

– Господин Тоом всегда был при мне как мальчишка, – лживо и важно пояснил он Валентину и Сергею. – Буду с вами предельно откровенен, – положил он руку на сердце. – Господин Тоом – сам по себе придурок. Он козел, как говорите вы, русские, хотя козел не самое глупое животное. Господин Тоом никогда не понимал законов бизнеса. Все успехи господина Тоома – дело моих рук. Они – дело моей головы. Мою голову многие ценят, – важно заметил господин Антс. – Представления не имею, как теперь он держится без меня. Думаю, что его спасают мои прошлые наработки. Я оставил господину Тоому массу интереснейших наработок на три года вперед, но вот увидите, уже через полгода… Да нет, какие полгода?… Уже через три месяца, даже, может, не через три месяца, а через два… Если не гораздо раньше, господин Тоом использует все мои наработки и мгновенно впадет в полное ничтожество…

– Но пока такое состояние ему не свойственно, – не совсем вежливо напомнил Валентин.

Вот именно – пока!

Всему свое время, важно зашептал болтун Антс, поглядывая то направо, то налево, и внимательно прислушиваясь к вечному шороху крыльев ветряка. Всему свое время, уж он-то знает. Через месяц или через два… Ну, самое большее, может, через полгода господин Тоом позовет его обратно. Он, господин Антс, говорит это с полным знанием дела и, как видите, откровенно. Ему все равно, чем занимаются люди, столь любезно пригласившие его в это недорогое кафе, просто они говорят о господине Тооме, а господин Тоом всегда был близким другом господина Антса. Если вам угодно знать, – важно покачал он головой, – господин Тоом, в некотором смысле, мой ученик. Ну, может, не самый блистательный, этого про него не скажешь. Даже не самый, наверное, удачливый, но ученик. Сейчас господин Тоом, несомненно, страшно жалеет, что его дорогому учителю не понравилось среди его тупых сотрудников, но господин Тоом не теряет надежды вернуть к себе старого дорогого учителя. Да иначе и быть не может, – важно произнес болтун Антс. – Когда господин Тоом был еще мальчиком, это вед он водил его в лес за первыми подснежниками. И мы еще за ними вернемся! Мы еще вернемся за подснежниками! Это он, господин Антс, учил господина Тоома многим полезным и превосходным вещам, потому что уже тогда, в эпоху этой ужасной советской оккупации, он понимал, что господину Тоому придется жить и работать в совсем другом мире – в свободном и интересном.

– Не стоит жаловаться, господин Антс, – сухо заметил Валентин. Слова господина Антса задели его за живое. – Возможно, все еще обойдется. Возможно, вы еще впрямь вернетесь за подснежниками.

Они покинули болтуна Антса, практически ничего не прибавив к информации, полученной от Августа Фельмана.

– Откровенность! Предельная откровенность! Вот что я ценю в настоящих людях превыше всего! – кричал им вслед болтун Антс. Возможно, он уже принял рюмочку и за свой счет. – Вот увидите! Уже через полгода! Или даже через три месяца. Или, может, через месяц! Не забудьте позвонить, вы увидите, что я был откровенен с вами!..

И закончил неожиданно правдивым выкриком: