Геннадий Прашкевич - Русская мечта

И вдруг нахмурился:

– Ты случаем не Колотовкин?

– А чего?

Капитан Мишка Шишкин вскочил и одним ударом разнес хромку о камень:

– Детей обираешь, паразит!

– О чем это вы?

– Да я, считай, в вашу Рядновку из-за тебя приперся! Мне дочка Элка сказала, что ты раньше был прикольный учитель, а теперь скурвился. Говорит, у тебя теперь денег до жопы, потому и скурвился вконец. Дети собирают грибы да ягоду, а ты гундишь: несите ко мне, мол, у меня, как в банке. И дерешь проценты с детей. Я специально приперся сюда, чтобы увидеть твои поганые глаза, ублюдок, сволота, шиш поганый, меня твои коммунистические медведицы не остановят, – наезжал капитан на Колотовкина. – И в паре с тобой Золотые Яйца, да? Ну так вот, учтите, я – гнев народа! Не знаю, как другим, – захрипел он, – но Элке вернешь все взятое до копейки! К ней родной отец вернулся! Не дам обижать дитя! – ущербной походкой кавалериста, только что соскочившего с седла, капитан снова двинулся на Виталия.

– Да о чем это вы?

– Нет, ты только посмотри, Катька! Он будто не знает!

– Да он и не знает, – спокойно заметила Катерина. – Это не он, это Мельников крутит детские деньги.

– Какие деньги? – заорал Виталий.

– Ага, значит, Золотые Яйца? – Шишкин несколько успокоился и закурил. – А ты что, не знаешь, сволота, дурик, что твой гад детей подмял под себя. Элка вчера пошла к Золотым Яйцам, говорит, нам деньги нужны до жопы, любимый папка приехал, а Золотые Яйца ей: нет у меня денег, возьми водки в долг, пусть папик нажрется. Вот к какому большому одичанию привела людей перестройка!

Шишкин протянул Катерине бутылку:

– Будешь?

– Не буду, дядя Миша.

– А чего связалась с таким хмырем?

– Его медведи не трогают, – уклончиво объяснила Катерина.

– Ну, ладно, – как бы нехотя согласился капитан. – Гондонами я вас снабдил, теперь можете не бояться.

И снова завелся:

– Вот к какому большому одичанию привела людей перестройка. Я в Томске зашел к Нехаевым. Давно знаю их. Раньше была зажиточная семья, а теперь на одном фортепьяно вдвоем играют!

В кабинете директора регистрационной компании стоял аквариум.

Правда, не такой громадный, как у Липецкого. И рыбки в нем плавали поменьше. И секретарша (в отличие от Оксаны) не отличалась длиной ног. Волосы по плечи – да, но без особой прелести.

– Знаете Кузнецова?

О встрече Семина с Кузнецовым Шерману явно уже донесли.

Из-за сильного астигматизма Шерман смотрел одновременно и на Золотаревского, и на Семина.

– Учились вместе.

Семин чувствовал, что лучше все объяснить самому.

К тому же, Шерман – директор регистрационной компании имел право интересоваться, почему это люди, работающие на «Бассейн», пусть в неофициальной (а может, как раз поэтому) обстановке, встречаются с оппонентами.

– Пытался предостеречь Кузнецова.

– Как это предостеречь? – Шерман озадаченно уставился на Семина.

Генеральская фамилия шла директору, хотя рыхлый нос требовал чего-то другого.

– Приятель прежний, так что ли? – он явно многое знал. – И ты тоже. Чего возишься с этим Колотовкиным? – переключился директор на юриста. – Сколько там у него акций? Что они решают?

– Не скажите, Израиль Юрьевич, – возразил Элим. – Иногда одна доверенность может решить дело. Как юрист говорю. У Колотовкина реальное влияние. Он фактический хозяин болотного края, а новый перевалочный пункт где собираются ставить? Вот то-то! На территории Колотовкина. Вообще, Израиль Юрьевич, все хорошее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению.

Шерман задумался.

Может, он пытался просчитать сидящего перед ним человека.

Но как просчитаешь? Сидел Семин небрежно, нога на ногу, тянул «Мальборо».

Тогда Шерман прикинулся простачком:

– Да я-то как раз ничему не против. Но мне Николай Иванович звонил. И энергетики звонили. И Кузнецов достал. Этот требует выписку из реестра акционеров для проведения внеочередного собрания. А я не даю.

– Почему?

– А на запросе дата не проставлена, – хитро ухмыльнулся Шерман. Смотреть в его разбегающиеся косые глаза не было никакой возможности. – Кузнецов сообщает, что решением КАСЕ день проведения собрания акционеров уже определен, а соответственно требует закрыть реестр. Все в общем правильно, – пожал Шерман мощными плечами, облеченными в темный элегантный пиджак, – вот только они там дату забыли проставить. У Кузнецова опытная горбатая бабка должна сидеть, а он дурак – держит молодых, длинноногих. Это зря. С горбатой после рабочего дня баловаться не станешь. Вот смотрите, Андрей Семенович, – доверительно глянул он на Семина. То ли играл, то ли правда искал доверительности. – На меня в Энске многие смотрят как на двурушника, намекают, что, мол, ко всему принюхивается Шерман. Дескать, к кому бы верней приткнуться. Никак не поймут, что мне иначе нельзя. Место определяет политику. Я ведь не могу вертеться бесконечно. Если отказываю кому, то мотивированно. А то назовут саботажем, подключат Федеральную комиссию по ценным бумагам. Вот и прощай лицензия! Учредители этого не поймут. Вот вы ведь тоже явились с требованием.

– С просьбой, Израиль Юрьевич.

– Все равно, считай, с требованием. – Предварительные звонки, похоже, насторожили Шермана. – Я в директорском кресле, Андрей Семенович, сижу более пяти лет. Знаю, опасное это кресло. Опасней электрического стула. Многому научился. Сердцем чувствую, когда меня собираются пинать. Все же пять лет… Было время развить интуицию… До меня тут за три года сменилось пять директоров.

– А что вас собственно беспокоит?

– Ну как что? А приближающийся пенсионный возраст? А неустроенность? А молодые волки? Вон стаями ходят под стенами, наступают на пятки, ждут, когда оступлюсь. Челюсти у всех мощные, враз разорвут. Под меня, согласитесь, копать гораздо легче, чем под Липецкого или под Кузнецова.

– Да ну, молодые волки! – понимающе усмехнулся Золотаревский. – Не боялись бы они тебя, на прием бы напролом шли, не записывались.

Шутка Шерману понравилась.

Тяжело заколыхался живот под синей тонкой рубашкой.

– Под тебя, Израиль Юрьевич, и прежде копали, только где сейчас те копальщики?

– Ну, это верно, – как бы вынужден был согласиться Шерман. – Только вы сами смотрите. В «Бассейне» разве не спятили? Зачем людям война? Разве нельзя возникшую проблему решить миром?

– А если за проблемой большие деньги?

– Ну, если деньги… – философски протянул Шерман, пытаясь сфокусировать взгляд то на Золотаревском, то на Семине. – Деньги, скажем так, понятие условное…

– Это для тебя, – нагло ухмыльнулся юрист. – Ты за пять лет привык к неограниченной финансовой свободе. Можешь позвонить, и тебе тотчас принесут заграничный паспорт, улетишь в Испанию, в Панаму, на Суэцкий канал, уж не знаю куда. Командировку оплатят, премию выпишут. А я, бедный еврей, не имеющий права на благородство? Например, куда мне без денег?