Геннадий Прашкевич - Русская мечта

– А ты?

– А я люблю масштаб.

Водянистые глаза смеялись.

– Я ворую у немцев. Это патриотично. Потеряв деньги, херр Цибель вернется в свою Германию, а значит, убережет свою душу от многих других будущих преступлений.

Смело предсказал:

– Он нам еще спасибо скажет. У него в Баварии есть свои деревообрабатывающие предприятия. У него глазки разбежались, когда я рассказал, как недорого можно купить в Сибири настоящий мореный лес. Он же не знает, что бывший лесхоз настолько засрал речки, что в них не осталось ничего живого. Пусть корчует топляк и вывозит его в Германию. Мы своими силами это дело не поднимем, а херр Цибель справится. Он точно справится. Вывезет лес, в очищенные речки напустит толстых немецких рыб. А потом, сам знаешь… Потом сибирские мужики устроят ему революцию… А я, – счастливо закатил глаза, – Катьку перевезу в Томск.

– Не поедет Катька.

– Да ну, – не верил Павлик. – Когда немец пригонит тяжелую технику, жить в Рядновке станет совсем невозможно. Придется переселять рядновцев… Лесхоз у нас почему сдох? Да потому, что люди пили и воровали, пускали лес самосплавом, а он тонет, особенно береза и лиственница. Вот и живем теперь среди гнилых болот, как в доисторическую эпоху. Здесь только херр Цибель может изменить положение. Увидишь, начнет толстая немецкая рыба играть в омутах. А мы, – нехорошо подмигнул Павлик, – научим немца играть в очко. Пусть забирает затопленное дерьмо, тухлую древесину. Я ему предлагал все купить оптом. Болота, леса, речки с утками, с медведями, с водяными, с деревнями. Даже с революционным дедом Егором Чистяковым и этим его бетонным вождем в палисаднике. Мы же не козла пускаем в огород, а умелого земледельца. Латифундиста, скажем так, – ввернул Павлик красивое слово. – Лет через десять превратятся наши болота в рай. Пестрые бабочки запорхают в воздухе, ни одного комара. Виллы поставим. – Павлик ласково глянул в сторону закурившего Виталия. – У нас ведь теперь уже не кооператив, а совместное российско-германское предприятие. В Томске я интересовался в Леспроме, где и какие объемы сплавлялись в советское время по нашим речкам. Так они там аж побледнели: это, дескать, государственный секрет! А по глазам видно: готовы продать. Но я им ничего не предложил, просто упер у них карту…

Лениво подцепил с тарелки кусок прозрачной семужки.

– У них секретные карты валяются прямо на столах. Я незаметно выбрал ту, на которой отмечены все бывшие сплавные речки. Поставим, ох поставим пилораму в Рядновке… А Катьку я заберу…

– А дороги? – про Катьку Виталий привычно пропускал мимо ушей. – Как херр Цибель доставит в Рядновку тяжелую технику? Как он будет таскать со дна топляк? Там же болота. Ему каждое бревно обойдется на вес золота. Дешевле морить лес прямо в Баварии.

– А нам-то что? Пусть ставит концлагерь, у немцев есть такой опыт.

Похоже, что часть узкоколейки китайцы еще только разбирали.

Кто-то дружелюбно помахал русско-немецким охотникам рукой, кто-то снял с головы вязаную шапочку. Мощные джипы обдали китайцев грязью и выхлопными газами. Только верст через пятнадцать до Виталия дошло, что на самом китайцы разбирают ветку еще действующей узкоколейки.

Ладно, решил. Как-нибудь разберутся.

Херр Цибель, потрясенный невероятной прозрачностью сибирского утра, принадлежащего уже как бы и ему лично, сидел в джипе с веселым пером на тирольской шляпе, в руках ружье.

– Зер гут, нихт вар?

Херр Цибель удовлетворенно отвечал:

– Карашо!

И спрашивал:

– Где озеро?

– Хочешь искупаться?

– Кейнесфаллс!

Почему-то херр Цибель был уверен, что вот-вот впереди появится красивое русское озеро, а над ним русские утки. И тогда можно будет палить из двустволки по летящим птицам. Поэтому, расслышав хруст кустов, даже оборачиваться не стал, а сорвал ружье с плеча.

– Химмель херр Готт!

Ближе всех к немцу сидел Виталий, но не успел вмешаться.

Он выехал на охоту немного хмурый. Реакции никакой, сам готов пристрелить кого угодно, особенно фрекен Эрику. Ночью неугомонная фрекен все-таки наткнулась на него. Виталий в пижаме шел к туалету, а оттуда немка в трогательной ночнушке, чуть-чуть прикрывающей то, что следует прикрывать. «О, дер гут юнге…» Птица какая-то скрипит в ночной тьме, паскуда. Как устоять перед душным сладким желанием, если в каждом движении страстной немки сквозили черты незабвенной Светланы Константиновны?

– О, майн Готт, майн Готт…

– Унд ду, майн Шатц, блибст херр…

Стоны, полные немецкой сладкой тяжеловесности, не убили иллюзию. Показалось, что сразу одновременно любит и Катерину, и фрекен Эрику, и саму Светлану Константиновну. Правда, немка стонала и царапалась, чего, наверное, никогда не позволила себе учительница географии. В какой-то момент Виталий решил, что сходит с ума, потому что уже не мог понять, кто под ним.

– О, майн Готт!

Краем глаза Виталий засек две испуганные тени, ломанувшие в лес сразу после выстрела. Одна в сторону Благушино, другая – к озеру. Гнать сохатого в сторону села не имело смысла, поэтому решили остановить второго. Били картечью, немец вскрикивал: «О, майн Готт, майн Готт!»

И все спрашивал страстно:

– Ви хейст дер орт?

– Да никак не называется это место, – не выдержал Виталий. – Нихт шлиссен! Никак!

Но остановить охотников было невозможно. Отдышались только под одиноким кедром. Уродливый, широкий, он выставил на юг чрезвычайно длинную, даже какую-то неестественно длинную горизонтальную ветвь. Ствол шелушился, хорошо пахло смолой. Сохатый был ранен, наверное, потому что на шелушащемся стволе остались бурые следы, а сквозь треск ломающихся вдали кустов доносились завывания и стоны. Зверь рвался к озеру. Картечь так и стригла над ним ветки.

– Вас ? – не понимал немец.

– Не нас, а вас! – орал Павлик, войдя во вкус охоты. – К озеру рвет зверюга. Там его и прихлопнем на мелкой воде. Вкусный зверь, – показал Павлик развесистые рога над головой. – Пельмени! С брусникой!

– Ви хейст дер орт? – горячился немец.

– Да никак не называется, – злился Павлик, переводя речь на сохатого. – Рога!

– Целебные?

– А то!

– Почему лось кричит?

– Тебя гнали бы охотники, ты бы что делал?

– Тоже бы кричал, – дошло до немца. Очень хотел завалить большого зверя. – Ви хейст дер орт?

– Да никак не называется!

– Тогда назову его – Ципеляйн. Так зовут мою жену. Добрая женщина, – немец даже хлебнул коньяка из фляжки. – Их бин бесоффен.

Сохатый тем временем проломил заросли, ухнул в воду.

– Это он зря. Там русалки, – на ходу объяснил немцу Павлик. – Круглозадые, опытные. Как немки. Только наши, – спохватился. – А у водяного выше елки, если захочет…