Анатолий Ким - Онлирия

Вот и добавить бы к ним строгого начальника, чтобы дело пошло, – я смотрю на них сверху, со своей высоты, и мне хорошо видны широкие плечи как работников науки, так и рабочих. Валики снега белеют на их плечах, и на макушке стриженой головы рабочего, и на узле волос крестьянки, и на складках штанов, блуз, рубашек и длинных развевающихся юбок окаменевших трудящихся, с такой непонятной старательностью выделанных скульптором на колоссальных спинах и многотонных ягодицах, – кто смог бы увидеть эти складки!

Келим возник рядом с гигантским ученым, рассматривающим каменный чертеж, – маленькая фигурка у ног монументально озабоченного научного работника, – и, обратившись усатым лицом к небу, демон стал высматривать что-то. А тот, кого он искал, уже давно поджидал его, устроившись, словно орел на скале, в той нелепой розетке, заляпанной снежными сугробами, из которой брала начало и возносилась узкой иглой к небесам самая верхняя часть здания – заостренный сталинский шпиль, похожий на штык железной воли и на лаконичный стиль давно отзвучавших выступлений вождя народов.

Келим подумал, увидев громадного демона, что тот уже давным-давно сидит здесь: весь покрылся предновогодним снегом, погрузившись в свои мрачные думы, которые ни о ком и ни о чем, но всегда хлещутся каменными дождями и пропитаны морем пролитой крови…

Вот он и сам пришел ко мне, интересно, разговаривал ли он с Бетонником – но: здравствуйте, мой дорогой коллега, д. Москва, это как же Бетонник мог бы со мной разговаривать, если от него остался только скелет без души, а где сама эта душа, неизвестно ни вам, ни мне?

Как это неизвестно, Келим, почему неизвестно, прекрасно известно: душа там, где и скелет, – но: что же тогда у них воскресает, если душа остается возле трупа, а скелет растащат бактерии времени по отдельным молекулам, – куда девается эта душа?

– Однако Бетонник был на твоем пути, Келим?

– Был, был…

– И что же, побеседовали?

– Поговорили… Но лучше бы мне с ним никогда не разговаривать.

– Вот видишь, а ты все спрашиваешь, где душа… Она у него теперь в тех же гнилых миазмах, которые целехонькими законсервированы в бетонном склепе. И ему вряд ли скоро воскреснуть, Бетоннику.

– Правильно говорите, д. Москва! Хотя вы и убили его (это ведь ваш, правда?), но там, понимаете ли, пока совершенно нечему вос-кре-сать!

– Не беспокойся, Келим, – ведь и на самом деле, если он в своем склепе не одумается и не перестанет быть таким, каким он был, Бетонник не воскреснет.

И неизвестно, мой друг, сколько времени ему надлежит еще оставаться в своем каменном гробу. У каждого смерть ведь длится по-разному: всегда ровно столько, сколько нужно на то, чтобы в этой облачной штучке, что ты недавно назвал душою, не оставалось ни одного пятнышка гнили.

Но ведь ты знаешь: влезешь под землю и внимательно прислушаешься – так она славно, тихо шевелится вся, тихонько шепчется сама с собою в разных своих уголочках подземелья. Это, Келим, заново прорастают души, готовясь воскреснуть. И моему Бетоннику гораздо хуже, чем прочим, потому что он покоится не в земле – там травка, там березки, и цветочки, и стрекозы с бабочками… А у него ничего этого нет, и душе его труднее справиться с собою…

– Ну ладно, хватит о нем… Лучше скажите мне, пожалуйста, где находится

Алексеев.

– Какой Алексеев?

– Да, да, я понимаю… Их тысячи, а может быть, и миллионы, Алексеевых, по всей России. Но тот, о котором я спрашиваю, известен только вам. У него

Флейта Мира.

– Ах, этот… Но его сейчас нет в Москве. Он в Сибири, в Новокузнецке.

Демон Москва сидел на краю круглой розетки, прислонясь спиною к каменному шилу высокого сталинского шпиля, раскинув по сторонам, на сугробы, заполнившие чашу розетки, свои сложенные серебристые крылья: темно-серый, огромный, как скала, демон, на которого крошечный в сравнении с ним другой демон, Келим, смотрел снизу вверх, задрав голову.

– А что мы имеем там, в Новокузнецке?

– Сибирь… Шахтерский город… Забастовки…

Там скрылся Алексеев, застреливший Николая, похитителя иконы Дионисия, XV век, и забрал у него Флейту Мира. Итак, на самом деле, что мы имеем в этом

Новокузнецке? Наблюдаю за могущественным воображением Келима. Он и на самом деле очень силен! Вмиг оказался в самой глубине Сибири. Город весь в снегу, поверх которого лежит копоть. Угольная пыль. Поначалу, в виде развлечения,

Келим примерился к какой-то бездомной собаке, трусцою бегущей по улице вдоль фонарных столбов, – хотел с ходу воплотиться в одно из живых существ шахтерского города. Но душа бездомного пса была наполнена такой лютой тоской и скорбью, что буквально отшвыривала от себя всякую попытку хоть чему-нибудь проникнуть в нее. И Келим, вздохнув, отказался от этого своего намерения – тогда пес, приостановившись под фонарем, поджал уши и, растопырив пошире лапы, встряхнулся всем охолодавшим тощим телом, желая, видимо, разом сбросить со своего горба весь гнет несчастного существования, и скрылся в боковом проулке. Следующими кандидатами для Келима были два шахтера-забастовщика, которые шли домой после митинга, отчаянно уязвленные пустотой и безнадежностью борьбы за существование. Они шли молча, только морозный снег сердито скрипел под их ногами, – шахтеры испытывали сейчас ненависть к любому слову, обещающему им лучшее будущее. Люди обманывали друг друга, заставляли работать на себя – и больше всех обманывали шахтеров, потому что работа их была тяжелее прочих работ. Сейчас, в эти тяжкие времена, главные обманщики страны объявили якобы какую-то переделку страны в сторону наибольшей справедливости – и в результате этого издевательство над шахтерами намного увеличилось, и подземные работяги стали бесплодно бастовать. Войдя во внутреннее состояние одного из этих двоих, Келим испытал такое свирепое угнетение добрых чувств злыми, едкими, что чуть не задохнулся в атмосфере абсолютной классовой ненависти, – и демон поскорее выскочил назад… Какая-то высокая заводская труба, вокруг которой завращалось внимание Келима, с могучим безобразием вдувала в темное помещение ночного неба те самые крошки несгоревшего угля, что выпадали вместе со снегом и делали сугробы этого города закопченными. Вместе с лохматыми клубами дыма

Келим стал подыматься все выше и выше, чтобы серьезно осмотреться и составить наконец план действий, чтобы найти в этом Новокузнецке Алексеева…

Но тут он вынужден был вернуться назад.

Демон Москва обратился к нему, указывая вниз, под собою, вытянутым кончиком своего громадного крыла:

– Посмотри, что делают эти люди, и пока откажись от своего плана разыскать

Алексеева. Тебе будет чем заняться и в столице. Нет, ты только посмотри, что они делают…