Андрей Ларченко-Солонин - Инок

– Ты, слышь, кончай, Валерич. Не до шуток сейчас.

Но Вадим шутить вовсе не собирался. Наверное, он и сам не мог понять, к чему всё это сказал.

А всего через минуту сидящий вдруг погрузился в состояние меланхолии, безразличия, а может быть, и непонимания того, что происходило вокруг.

Хотя возможно, что на самом деле все было совсем не так. Быть может, он просто напряженно думал, откинувшись на спинку мягкого кожаного сиденья. Его жизни сейчас грозила серьёзная опасность.

– Жив ли Сергей? Чего ждать от него? Если он уже успел добраться до города, то моя жизнь может оборваться в любую минуту. Перед лицом смертельной угрозы человек вдруг стал задумываться над теми вещами, которым ещё неделю назад вообще не придал бы никакого внимания.

«Жизнь проходит. Что останется после меня? Что скажут люди, которые придут после?» От таких мыслей к простому животному страху присоединилась ещё и та необъяснимая боль, которая гораздо сильнее любых физических страданий. Наверное, он даже не смог бы вспомнить сейчас, что именно можно положить на ту чашу символических весов, где должны находиться его добрые дела? Но зато чаша со злыми поступками оказалась наполненной до самых краёв, и, несмотря на это, туда всё равно не вошла даже половина всех совершённых злодеяний.

Выглянув в окно, вдруг увидел то, что, наверно, и помогло на этот раз не сорваться в истерике и в последний момент всё-таки удержать себя в руках. На небольшом уступе скалы, что нависала прямо над дорогой, спокойно стояла огромная рысь.

Кошка смотрела человеку прямо в глаза, но при этом заглянула, наверное, в самую душу, которая от этого взгляда широко открытых звериных глаз, впитавших в себя злобу и нежность, равнодушие и душевную чуткость, а также ещё многое другое, что вообще даже примерно нельзя выразить на словах, почему-то вдруг сжалась, готовая в любой момент выскочить наружу. На лбу выступил неприятный холодный пот.

«Во что бы то ни стало успеть нанести удар первым. Или я, или он. Третьего не дано. Договориться мы не сможем. Это ясно как день. Стоит лишь поставить себя на его место».

Размышления прервал Лысый. Он почти кричал:

– Валерич, Валерич, гляди, кошара-то какая. Во, сука, смотрит как. Того и гляди глазами сожрёт.

Вадим молчал. Он так и просидел, не шелохнувшись, до самого города. А когда шум проносящихся мимо машин возвестил, наконец, о том, что они уже доехали, сидевший неподвижно человек лишь слегка приподнялся в своём кресле. В голове постоянно крутилась одна – единственная мысль:

– Зачем, зачем мне все это нужно? Сердце неприятно кололо. До боли стиснув челюсти, наконец, вылез из машины, сильно хлопнув дверью.

Алексей обнял женщину за плечи.

– Ну, иди, иди ко мне, не бойся. Ты чего дрожишь вся? Ничего, я тебя согрею.

Обхватив стройную талию, мужчина прижал её к себе, давая понять, что сопротивление бесполезно. Но Таня и не думала сопротивляться. Долгие месяцы одиночества сделали своё дело. Их губы слились в единое целое. А через несколько минут он взял свою новую подругу на руки уже совершенно раздетую и аккуратно перенёс на кровать. Татьяна даже зажмурилась от удовольствия. Но в эти минуты в замочной скважине послышался щелчок ключа, и дверь приоткрылась.

В кроватке мирно посапывал маленький Славик. И лишь первые звёзды, что уже успели зажечься на потемневшем небосклоне, стали свидетелями всего произошедшего. Но это были немые свидетели, и они вряд ли когда-нибудь и кому-нибудь смогут поведать свою тайну. Во дворе громко залаяла собака. Та самая собака, которая в детстве загоняла Игоря на крышу.

Люди порою бывают слишком жестокими и безжалостными не только по отношению друг к другу. Немалая часть зла остаётся на братьях наших меньших, которые не могут сами выбирать себе хозяев. Встретив в жизни человека лишь один раз, четвероногий друг будет верен ему всегда. Он не способен на ложь и измену, никогда не предаст и не станет лицемерить, покупая или, наоборот, продавая свою любовь. Человек же порою вовсе не отличается столь завидным постоянством и в течение своей зачастую никчёмной жизни не раз меняет себе друзей и спутников, всегда стараясь найти как можно более выгодную партию.

Так пусть каждый поступает так, как считает нужным. Ведь отвечать за свои поступки придётся тоже каждому. Это одна из тех истин, что живущие на Земле не в силах изменить. Мы можем лишь высказать о ней своё мнение, пытаясь тем самым себя успокоить. Но от этого ничего не изменится.

Мохнатый сторож, что сейчас отчего-то отчаянно лаял во дворе, тоже являл собой жертву человеческого непостоянства. Хозяйке просто надоело возиться с огромным животным, и она не нашла ничего лучшего, как вышвырнуть того на улицу. Он так и жил возле дома, надеясь, что женщина изменит своё решение. Но люди не меняют своих решений в подобных вопросах. Наверное, чувства порою бывают им чужды.

Соседские ребята сколотили мало-мальскую конуру и кормили собаку кто чем мог. А царская особа, проходя по двору, старалась даже не приближаться к своему бывшему любимчику, чтобы не травить тому душу. Как говорится, из благих соображений. Жить одной женщине было гораздо удобнее, и она не каялась в том, что, поддавшись на уговоры многочисленных родственников, которым псина, несомненно, мешала, вышвырнула бывшего друга на улицу.

А мешал в том доме он действительно многим. И это была абсолютная правда. Ведь едва взглянув в глаза человеку, зверь без труда мог разглядеть его душу. К тому же он не умел врать и поэтому никогда не вилял хвостом перед гостем, в душе которого таились подлость и лицемерие, скрывавшиеся порою под маской благодушия и милой улыбки.

А ещё, ещё пёс не умел вставать на колени. Не то чтобы не хотел этого делать. Просто бог вложил в сильное тело вместо рабской покорности тот самый железный стержень, сломить который не смогла бы, наверное, даже смерть. Смерти он не боялся. Сейчас отчего-то она уже вовсе не казалась такой страшной, как раньше.

В последнее время собака сильно изменилась. Днём, вообще не подавала признаков жизни, не обращая внимания на предлагаемую еду. Но ночью, если к дому приближался кто-то чужой, мохнатый сторож сразу поднимался, принимая угрожающую позу, и злобно рычал. Наверное, это оттого, что, несмотря ни на что, собачьи инстинкты и чувство долга брали верх даже над голодом, а ответственность перед не существующим хозяином не позволяла принять ту сухую корку, что бросал случайный прохожий.

Он никогда никому не жаловался. Выть и скулить значило проявить слабость и малодушие. Правда, дворовые ребята рассказывали, что по ночам, когда пёс мирно дремал, зажмурив глаза, по его морде скатывались на мокрую землю огромные, словно жемчужины, слёзы, такие же прозрачные и кристально чистые. А пёс в это время просто продолжал молча лежать, мокрый и грязный.