Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги?

В институт Алик поступил легко (опять же плюс советской власти - обучение в ВУЗах бесплатное было), и так же легко его закончил. А когда, только устроившись на 'Искру', тут же потерял работу по причине широкомасштабной конверсионной программы российского правительства, мама поговорила с давним другом семьи, Леонидом

Яковлевичем Цамом, и тот взял Алика к себе в процветающую коммерческую фирму, специализирующуюся на продаже сантехнического оборудования. Алик был парнем неглупым и за короткий срок под руководством прожженного торгаша Лени Цама быстро освоил новую профессию и стал неплохим коммерсантом.

А потом пришли в жизнь Альфреда сумбур и растерянность.

Сначала мама умерла. Совершенно неожиданно.

Альфред пришел с работы, а мама лежит мертвая. Альфред естественно растерялся. Не огорчился, а банально растерялся. Он не знал, что ему делать, что предпринимать и додумался лишь до того, чтобы позвонить своему патрону. Леонид Яковлевич приехал быстро, сказал растерянному

Алику Молотилову слова соболезнования и, убедившись, что толку от него - ноль целых два ноля сотых, взял на себя решение всех организационных и финансовых вопросов, от вызова врача для констатации факта смерти и оформления документов до устроения скромных похорон и не менее скромных поминок, на которых присутствовали только они с Альфредом, да человек шесть соседей по бараку, те, кто пожелал на них прийти. Единство пролетариата к тому времени было уже упразднено, друзья превратились в приятелей, соседи стали просто соседями в буквальном смысле, а родственников у

Молотиловых не было.

Когда поминки закончились и соседи, выпив по последней и произнеся традиционное: 'Пусть земля ей будет пухом', ушли, Леня Цам сообщил

Альфреду по секрету ужасную новость. Он сказал, что в ближайшие месяц-два сворачивает все свои дела в России, закрывает фирму и уезжает в Израиль, на историческую Родину. Это был удар, сильнейший удар, который Альфред воспринял как катастрофу.

- А как же я? - еле слышно выдавил он из себя.

- Ты? - Леонид Яковлевич удивленно пожал плечами. - Ты уже большой мальчик. Я многому научил тебя. Конечно, акулой бизнеса ты еще не стал, но, думаю, работу найдешь легко.

- Но я же… - Альфред не знал, что сказать. - Я же…

- Ты хороший коммерсант, Алик. Ты исполнительный, грамотный работник и неглупый парень. Но… Пойми, свою фирму я тебе передать не могу. Вернее, не хочу. И для твоего же блага. Пока ты был наемным работником, у тебя не было никаких проблем, а если хозяином станешь, придется тебе за многое ответить, как приемнику. Ты же знаешь, сколько всего на фирме? Я чернуху имею в виду. Честно в этой стране работать нельзя.

- Но вы, Леонид Яковлевич…

- И я не исключение. Я тоже работал не совсем честно.

Технологические фирмы, хитрые финансовые схемы, липовые поставщики, мертвые души. Да что я тебе рассказываю? Ты сам все знаешь. Ведь наверняка сопоставлял размер налоговых платежей с реальным оборотом?

Да и не скрывал я от тебя ничего. Или почти ничего.

- Но ведь всегда все было… спокойно. И проверки налоговой инспекции никогда и ничего…

- До поры до времени, Алик… - Леонид Яковлевич тяжело поднялся и вышел в прихожую, вернулся с бутылкой дорогого коньяка, которую, по-видимому, принес с собой именно для этого разговора. - До поры до времени, - повторил он, свинчивая крышку и наливая себе и Альфреду.

- Сейчас у нас бардак, и продлится он еще какое-то время. Но, думаю, что не долго быть в России такому бардаку, рано или поздно, он закончится. Я чую, что перемены не за горами. Я чую… Поверь старому еврею. Сдается мне, что в новом тысячелетии Россией править будет…

Мудрый старый еврей, Леонид Яковлевич Цам вдруг замолчал, не назвал того, кто, по его мнению, будет править Россией в новом тысячелетии. Вместо этого он предложил:

- Давай-ка, помянем твою маму, Алик. Хорошая была женщина.

Сильная. Другого она заслужила своим терпением и любовью, не довелось ей пожить по-человечески… Пусть земля ей пухом будет.

Они выпили не чокаясь. Альфред проглотил коньяк, не почувствовав вкуса.

- Каддиш на девять дней проведем, - пообещал Леонид Яковлевич. -

Традиции блюсти надо.

Альфред согласно кивнул, не вникнув в смысл сказанного. Его голова была пустой и тяжелой. Что же теперь делать? Пожалуй, это было его единственной мыслью в тот вечер.

- И еще. - Леонид Яковлевич пристально посмотрел на своего ученика. - Ты только не обижайся, Альфред. Есть еще одна причина, по которой я не хочу дарить тебе фирму.

- Какая? - машинально спросил Альфред, хотя ему было уже все равно, что ответит Цам.

- Видишь ли… Все люди делятся на две категории. Лидеры и исполнители. Первые и вторые номера. Ты, к сожалению, второй номер.

Ты не лидер.

- Да, я не лидер, - согласился Альфред. - Я это знаю. Уже давно.

Может быть, всегда знал. И я не претендую на вашу фирму, я не прошу, чтобы вы отдали ее мне… Леонид Яковлевич…, - Он просительно посмотрел на Цама. - Возьмите меня с собой. В Израиль. Это ведь и моя родина тоже. Историческая. Мама еврейкой была, да и отец русский только на половину, по дедушке. Возьмите, а? Я кем угодно у вас работать буду. Простым торговым агентом хоть. Или курьером. Кем скажете, тем и буду работать…

Леонид Яковлевич налил еще по одной.

- Не могу сейчас, - ответил он после некоторого раздумья. - Может, позже. Если все пойдет, как я планирую, я тебя вызову…Позже. А сейчас, извини, не могу. У меня у самого сейчас проблем выше крыши.

- И что же мне делать?

- Ждать. Денег я тебе маленько дам. И насчет нового места твоей работы подумаю, есть у меня кое-какие мыслишки.

Слово свое Леонид Яковлевич сдержал. Частично. По поводу нового места работы позаботился, сведя его с Екатериной Андреевной

Сидоровой, поручившись за него и охарактеризовав, как грамотного расторопного коммерсанта и крайне исполнительного работника. А к себе в Израиль не позвал, Альфред с того момента, как Цам отбыл на землю обетованную, больше ничего и никогда о нем не слышал. Может быть, планы Леонида Яковлевича не осуществились, а скорей всего, старый мудрый еврей просто-напросто забыл о его существовании, погруженный в процесс накопления и преумножения капитала.

Но Альфред не особенно горевал по этому поводу. Работая в фирме

Екатерины Великой, он буквально с первых дней ощутил некую защищенность от всевозможных внешних проблем и гипотетических рисков. Все в этой фирме держалось на хрупких плечах ее владелицы.

Казалось, что Екатерина Андреевна не только знает все, что происходит в стенах офиса фирмы и многочисленных ее точках и филиалах, не только то, что происходит за пределами этих стен, - в городе, в стране, казалось Альфреду, что она знает вообще все. И вовремя принимает правильные решения. А проблемы и риски? Их не было. Нет, наверное, они были, но даже слухи о них никогда не доходили до сотрудников фирмы. Проблемы решались Екатериной Великой легко и незаметно для окружающих, а риски так же легко и незаметно сводились к абсолютному нулю или рикошетом уходили к ее конкурентам, нанося им ощутимые удары и принося потери. Многие думали, что у