Виктор Левашов - Сочинить детективчик

Собственно, на этом они с Леонтьевым и сошлись. Случайно встретились в ЦДЛ, Смоляницкий поинтересовался:

— Чем занимаешься?

— Да так, починяю машины, — ответил Леонтьев. Он, действительно, ремонтировал с напарником «жигули» и старые иномарки в своем гараже.

— Зачем? — удивился Смоляницкий.

— Михаил Семенович, ну и вопросы ты задаешь! «Зачем?» Чтобы есть.

— Ты же писатель.

— Кому сегодня нужны писатели!

— Мне. Не хочешь написать детектив?

— Никогда не пробовал.

— Производственные романы строгал?

— Было.

— Детектив — тех же щей. Только не про железки, а про трупы, ментов и бандитов. Потянешь. Платить буду хорошо. Но издавать как Незванского. Согласен?

— А что? Можно попробовать.

Попробовал, пошло. И поначалу даже было интересно. Единственное, что Смоляницкого не устраивало: мало секса. С экшеном все в порядке, а секса мало.

— Михаил Семенович, о чем ты говоришь? Какой секс? — отбивался Леонтьев. — Героя вот-вот убьют, ему не до секса. Не стоит у него, понимаешь?

Смоляницкий не настаивал, но изрекал:

— У настоящего мужчины всегда стоит.

По себе судил. У него, как и у Паши Акимова, насчет этого дела никогда не ржавело. Даже в его шестьдесят. Но молодые писательницы, авторы иронических детективов в духе Донцовой и женских романов а-ля Даниэла Стил, крупно ошибались, считая, что рискованные мини-юбки помогут им протолкнуть свои опусы в печать. Бывало, что любвеобильная натура Смоляницкого поддавалась соблазну. Но дальше ужина в ресторане и ночи в загородном элитном пансионате дело не шло. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Он все же был писателем и умел отделять словесный поп-корн от нормальной прозы.

Показательна была история его развода с Ирмой Ковалевой. С ней произошло то, что нередко происходило в советские времена с редакторами, вынужденными дотягивать или полностью переписывать «секретарскую» прозу. Невольно рождалась мысль: «Господи, какое говноЯ могу не хуже». Ирма начала писать рассказы. Получалось не хуже. Изредка их публиковала «Литературная Россия», потому что никто не хотел портить отношений с редактором отдела прозы «Современника», вдруг пригодится? Когда Смоляницкий создал «Парнас», она подготовила сборник и потребовала его издать.

— Издам, — пообещал он. — На «Гейдельберге». Десять экземпляров тебе хватит?

— Издеваешься?

— Ладно, двадцать.

Ирма вспылила:

— На кой черт мне муж-издатель, который меня не издает?

Смоляницкий не остался в долгу:

— А на кой черт мне жена-графоманка?

Слово за слово. Так и дошло до развода. Ирма могла простить (и прощала) мужу кобеляж. Но неуважения к своему творчеству простить не могла. В этом смысле, она была настоящей писательницей.

Тем временем Туполь и Незванский не поделили славу. Туполь был довольно плодовитым автором, выпускал по детективному роману в год. Они неплохо продавались, но до Незванского ему было далеко. В издательских аннотациях всегда упоминалось, что Незванский — автор мирового бестселлера «Старая площадь», который он написал при участии Туполя. Туполя это бесило. Однажды не выдержал и объявил, что «Старую площадь» написал он один, а Незванский только наливал ему водку и делал сэндвичи. В соавторы же его взял из чувства сострадания к безработному эмигранту, прозябающему на вэлфере.

Очередное переиздание триллера вышло с одним именем на обложке — Эдварда Туполя. Незванский подал на издательство в суд, затеялась тяжба, которую с иронией комментировали московские таблоиды. Тяжбу Туполь в конце концов выиграл и даже опубликовал в «Комсомолке» статью «Я убил Незванского». Но это ему хотелось так думать. Не убил он Незванского, поезд ушел.

Из множества романов, которые Незванский выпустил в «Парнасе», он ни одного не написал сам. Четыре романа Леонтьев сделал за него один. Еще три — с Акимовым. Остальные — «негры» и даже бригады «негров». Тиражи были запредельные. Официально — по сто тысяч. А сколько на самом деле — этого никто не знал. «Неграм» Смоляницкий платил по полторы тысячи долларов за роман. Для времени после дефолта — по-божески. Сколько зарабатывал сам, можно было только гадать. Сколько отстегивал Незванскому за имя — неизвестно.

Незванский по-прежнему безвыездно жил в своем Гармиш-Партенкирхене, в Москве появлялся редко и мельком, чтобы уладить со Смоляницким финансовые дела. Леонтьев его никогда не видел. Да и никто не видел. С журналистами он не встречался, никаких интервью не давал — в отличие от Туполя, который поливал бывшего соавтора на каждом шагу. И это оказалось правильной тактикой: Туполь выглядел моськой, а Незванский невозмутимым слоном, слишком погруженным в свое творчество, чтобы обращать внимание на чье-то там тявканье. У него даже своего сайта в Интернете не было, на котором поклонники его таланта могли бы выражать свое восхищение.

Постепенно Леонтьев начал понимать, что нужно вырываться из этого заколдованного круга, делать имя себе. Роман «Без вести пропавший» давал для этого реальный шанс.

— Значит, он предложил отдать роман Незванскому, — повторил Леонтьев, с подозрением глядя на Акимова, который слишком уж увлеченно смаковал апельсиновый сок. — Ты сказал «нет»?

— Ну, сказал. Как мы и договорились.

— А он?

— Две.

— Что две?

— Сказал: две тысячи долларов за роман.

— А ты?

— Повторил: нет.

— А он?

— Ладно, три. Только для вас.

— Паша, не тяни, — попросил Леонтьев. — До чего доторговались?

— До четырех. Он сказал: это всЈ, больше не могу.

— И ты сказал «да»?

— Валерий Николаевич, не мотайте мне нервы на кулак! — взмолился Акимов. — Что я мог сказать? У меня за два месяца за квартиру не плачено. И вы не красной икрой завтракаете. Что-то не заметил я в вашем холодильнике красной икры. Баклажанную заметил, а красную почему-то нет. Четыре штуки — не баран накашлял. Мы можем залудить что-нибудь без аванса. Теперь уж точно для себя. Как я мог сказать «нет»?

Он вытащил из кармана шортов длинный узкий конверт:

— Вот. Все четыре. Заплатил сразу. Так что теперь? Я могу, конечно, завтра вернуть бабки и сказать, что вы не согласны…

Леонтьев молча отсчитал двадцать стодолларовых купюр, бросил их в ящик письменного стола, а конверт с оставшимися двумя тысячами вернул Паше.

— Ладно. Проехали. Что сделано, то сделано.

Принес из кухни бутылку «Смирновской», набуровил в стакан и выпил крупными глотками.

— Шести еще, между прочим, нет, — осуждающе напомнил Акимов.

Леонтьев занюхал водку рукавом, закурил и перевел на соавтора тяжелый взгляд.

— А на это, Паша, я вот что тебе скажу: иди ты на …!