Идо Нетаньягу - Итамар К.

— Я действительно не понимаю, почему ты упрямишься. Разве это так существенно?

И вправду, думал Итамар, разве лет через сто кто-нибудь упрекнет Меламеда за его высказвания об Израиле и арабах? Будут ли его помнить за пение? А может, рассмеялся про себя Итамар, кто-то через сто лет вспомнит Меламеда благодаря моему фильму? Хотя надо признать, такое порой случается. Разве Кафка стал бы так знаменит без Макса Брода? Или возьмем Трумпельдора. Преклонялись бы так перед его памятью, если бы не надгробная речь Бреннера? Но конечно, не будь Кафка гениален, а Трумпельдор значителен как личность, ни Брод, ни Бреннер не стали бы так стараться после их смерти. И если бы Меламед не прослыл выдающимся артистом, я бы не трудился столько лет над фильмом.

Однако что это меняет? Будет фильм — не будет фильма. Разве «Амадеус», сколь интересным он бы ни был, может что-то добавить к тому, что Моцарт принадлежит вечности? И все же меняет… Как быть, если эти вопросы не дают покоя?

— Главное — сделать фильм о Меламеде. Потом ты сможешь взяться за другие вещи, — сказала Рита.

Нельзя допустить, добавила она, чтобы замысел фильма «Возвращение Амадеуса», как в шутку назвал его Итамар, остался только замыслом. Он должен начать работать над сценарием уже сейчас, пока не начались съемки. Тогда, по завершении «Lieder», он сможет немедленно начать проталкивать «Возвращение».

Рита возвращалась к этому постоянно, засыпала его всевозможными советами, всячески старалась направить и ободрить. В довершение всего она стала поддерживать Итамара материально. То были всякий раз небольшие расходы, но вместе они складывались в приличную сумму. Рита расплачивалась за них обоих в ресторанах и покупала билеты на концерты. Иногда она приносила с собой готовую еду. Она даже предложила платить за его квартиру, но Итамар не хотел об этом и слышать.

— Я тоже пользуюсь ею, — сказала Рита.

— Хватит того, что ты платишь за все остальное.

— Какие пустяки!

— Тебе не приходило в голову, что мы развлекаемся на деньги твоего мужа?

— Прекрати называть его «муж»! У него есть имя: Гади.

— Хорошо, на деньги Гади. У меня роман с его женой, а он оплачивает расходы. Тебя это не колышет?

— Я не понимаю, почему ты считаешь, что это только его деньги? Это наши общие деньги — Гади и мои, — и у меня есть право тратить их так, как я хочу. Даже закон это гласит.

— Закон — законом, но в действительности эти деньги приносит его труд. Ведь ты не работаешь и не можешь самостоятельно оплачивать наши расходы.

— Знай, что ради тебя я готова делать все. Мыть посуду, работать официанткой, продавщицей. Но сейчас — так уж получилось — в этом нет нужды. Главное, чтобы ты продолжал идти вперед. Пойми, те немногие деньги, которые ты привез с собой, скоро кончатся. Что ты будешь тогда делать? Разбазаришь свое время на уроки скрипки вместо того, чтобы посвятить его творчеству? Благодари Бога за то, что Гади зарабатывает достаточно для всех нас. Поверь мне, это гроши. И я рада, что могу потратить их на нас обоих, как-то поддержать тебя.

— Меня или мое дело?

— Все перемешано. Твое творчество — это часть тебя, а ты — часть меня. Я могу помочь тебе во многих вещах. Ты еще не знаешь меня как следует, не знаешь, какая у меня сильная воля. Я завяжу связи там, где нужно, отопру запертые двери, смогу убедить тех, кого надо убедить, приглашу на обед тех, кого стоит пригласить. Я все сделаю для тебя. Все.

Ее голос был полон любви. Итамар погладил ее волосы, щеки — и не прошло и нескольких минут, как они оказались в постели.

— Знаешь, хорошо, что ты не женат, — спустя какое-то время сказала Рита, лежа на спине и бездумно глядя в потолок. — Такому человеку, как ты, нельзя жениться и иметь детей. Это только уведет тебя с главного пути. Ты нуждаешься в подруге, которая не только не будет мешать тебе, но и вдохновит. Я старше тебя и…

— Рита, хватит об этом…

— О, ты не выносишь, когда я говорю, что старше тебя, но у меня достаточно опыта, и я знаю, с какой легкостью можно сбить человека с пути всякими глупостями. Например, уборкой, кухней, стиркой, дурацкими разговорами. И так проходит жизнь… Я это почувствовала на собственной шкуре. Годы разбазарились на чепуху! И поэтому теперь я стремлюсь каждый свободный час посвятить внутреннему обогащению, учебе, беседам с тобой. Я сама пытаюсь получить от тебя духовный заряд и — надеюсь, ты это чувствуешь, — вдохновить тебя. Мы нужны друг другу! Только подумай о наших беседах! О том, что происходит между нами! Подумай, каких творческих вершин мы достигаем в постели!

— Рита, это не совсем духовный акт…

— Ты ошибаешься! Это именно духовный контакт, а вовсе не телесный. Разве ты не чувствуешь, как духовная энергия вырывается из нас, когда мы это делаем? И так же я могу вдохновить тебя во всех твоих делах.

Обо всем этом и не только об этом Итамар вспомнил, пока пил чай в своей квартире. Она, конечно, думал он, рассчитывает на долгую связь со мной. Она ткет для себя ткань, которая должна выдержать годы и в которую вплетен ее муж. А я? Какова моя роль? Я что, инструмент для сублимации ее творческих способностей? Ну и что с того? Разве я сам не использую ее? Не нуждаюсь в ее моральной поддержке? И если она любит меня за мое творчество, разве я не люблю ее за то, что она им восхищается? И может быть, действительно правы психологи, утверждая: за любовью стоит чистый нарциссизм и ничего более.

Итамар встал и вымыл стакан в раковине. Нет, это не так, сказал он себе, поразмыслив. И уж точно, что не всякая любовь — нарциссизм.

Вытирая стакан, Итамар посмотрел на город через кухонное окно. Перед ним расстилалось море антенн на бетонных коробках. Какое уродство, подумал он и на какой-то момент удивился своему восприятию привычного пейзажа. Да, безрадостное зрелище… И в этом уродстве живет большинство населения Израиля. Завтра в Иерусалиме он вдохнет другой воздух. Он пойдет посоветоваться с Бенционом Апельбаумом. Интересно, что тот скажет по поводу академии. Уж конечно же, Бенцион сможет найти выход. Он подскажет решение, которое должно устроить Мурама и компанию.

Итамар улыбнулся. Когда ты у себя в стране, всегда есть с кем посоветоваться. Тебя знают, к тебе иначе относятся. Ты не пустое место. Возникают, правда, всякие препоны, но ничего, в конце концов и с этим можно справиться. Кто бы заинтересовался мною в Нью-Йорке или Голливуде? Еще один сценарист из тысяч… Кто бы вообще посмотрел там в мою сторону, да еще дал возможность поставить фильм?!

Теперь он преисполнился уверенности, что все уладится, что вскоре начнутся съемки, что фильм выйдет на экраны страны (и кто знает, может, на экраны мира!) и что через несколько лет он только посмеется над сегодняшними неурядицами.