Идо Нетаньягу - Итамар К.

— Ты забыла, что у меня нет телевизора.

— Позволь мне купить тебе.

— Ты бесстыдно балуешь меня, как маленького ребенка.

— Но ты нуждаешься в том, чтобы кто-то о тебе заботился. А я… знаешь, я никогда не чувствовала необходимости о ком-то беспокоиться, не испытывала желания делать для кого-то что бы то ни было. Во мне происходит настоящий переворот! Если бы ты позволил мне купить для тебя телевизор, ты бы понял, о чем я говорю. Все равно ведь платишь налог, дурачок. Десять строчек было в том стихотворении. Но каких строчек! Он стоит над унитазом, видит желтую струю и в то же время думает о животе неизвестной женщины. Это было потрясающе, просто потрясающе! Он сказал, что читает это стихотворение впервые у нас. Каждое слово вызывает сложные ассоциации. Мне кажется, его охватывает шок, когда он вдруг осознает, что эта жидкость, исходящая из него, порождение его самого, то есть его тела. Тут видится намек на метафизический смысл творчества и даже на акт Божественного творения. Что ты думаешь по этому поводу?

— Нужно прочесть стихотворение…

— Итамар, не увиливай. Ведь мы договорились обсуждать такие темы вместе. А ты опять пытаешься уклониться.

— Ты права.

— Не сердись на меня, ладно? Мне действительно не ясен смысл этой прекрасной игры с возникающим и исчезающим образом женщины. Твое мнение?

— Может быть, это подсознательное сравнение. С одной стороны, продукт, который он в состоянии извлечь из своего тела, с другой — ребенок из плоти и крови, которого рожает женщина, — высказал предположение Итамар.

— Ты видишь, как важно для нас говорить на эти темы. Завтра принесу тебе книгу Поэтессы. До сих пор жалею, что не использовала возможность прослушать курс лекций Гарри Фрумкина в Беркли. Мне это предложили, когда я делала первую степень по литературе, но я не хотела надолго оставлять Реувена.

— Реувена?

— Ты так быстро забыл его имя? Может, к лучшему, не будешь ревновать. Я вижу, что у тебя весьма развиты защитные инстинкты.

Положив трубку, Итамар вымыл лицо. «Реувен… Да, конечно, бывший любовник…»

Он вынул скрипку из футляра и снова сел на кровать. Перед тем как заиграть, он поставил инструмент на колени, оперся подбородком на его головку и некоторое время витал в пространстве. Легкая улыбка коснулась его губ, когда он вдруг представил себе Риту.

Поедет ли он завтра с Бар-Нером? Итамар поднял скрипку и взял в руку смычок. Вопрос был уже лишним. Накануне ночью, перед тем как лечь спать, он сказал себе, что не согласится ни на какое вмешательство Бар-Нера или любого другого человека в его фильм. Но сейчас, после разговора с Ритой, он знал, что будет иначе. Водоворот событий затянул его. Не лишился ли он возможности контролировать их ход? Между прочим, выяснилось, что за последнее время у него выработалась немалая способность к самоанализу. Итамар даже спросил себя: может быть, желание снова видеть Риту, обнимать ее, лежать с ней в постели в известной мере и определило его решение?

Сев в машину, Итамар уже через несколько минут почувствовал, что не зря согласился поехать с Узи Бар-Нером. Находиться в обществе этого известного режиссера было очень приятно. Он не был ни властным, ни надутым, чего опасался Итамар. Наоборот, Узи излучал симпатию, был спокоен и даже обладал чувством юмора. «С таким я сумею поладить», — сказал себе Итамар.

Каманский предоставил им для этой поездки большую американскую машину, на которой Узи заехал за Итамаром. На сиденье водителя, за большим рулем, Узи казался маленьким мальчиком, который за приборным щитком с трудом видит дорогу. Его одежда — спортивные тапочки, широкие желтые штаны, подпоясанные грубой веревкой, белая рубашка без пуговиц с треугольным вырезом, черный шейный шнурок и, конечно, огромная бородища, все это вовсе не выглядело как попытка угнаться за подобающей его статусу модой. Легкое преувеличение в каждой детали давало ощущение, будто Узи решил поиздеваться над внешним обликом современного израильского «творца», каким он должен представляться публике, и даже странным образом выставить на посмешище себя самого.

Вместо того чтобы поехать на восток, в сторону Иерусалима, Узи повернул на юг, к Яфо.

— Сначала остановимся, выпьем турецкого кофе, съедим омлет или еще чего-нибудь, а тогда и продолжим, — предложил Узи. — Я знаю здесь одно хорошее местечко. И кроме того, я должен еще кое-кого захватить.

Он въехал на одну из главных улиц Яфо и тут же свернул в маленький переулок. Машина поползла вверх, на вершине холма Бар-Нер остановился.

— Ты не знал об этом местечке, правда? — с гордостью сказал он, когда они вышли из машины. — Оглянись вокруг.

Вид действительно был красивый: внизу под ними разбегались тель-авивские улицы, запруженные машинами и прохожими, в дымке вырисовывались многоэтажные отели на морском берегу.

Узи с Итамаром подошли к небольшому бараку, служившему и продовольственной лавкой, и крошечным кафе. Позади была забетонированная площадка. За одним из двух круглых пластмассовых столиков сидел совсем молодой человек, примерно ровесник Итамара. Он выглядел худым и хрупким, а его лицо в очках было гладким, почти лишенным растительности. Парень улыбнулся и поднял руку в знак приветствия.

— Шмуэль Ганиэль, — представил его Узи. — Мой друг и помощник во всех делах.

Пока Итамар и Шмуэль пожимали друг другу руки, Узи позвал хозяина и заказал «обычную порцию».

— Знаешь ли ты, Итамар, — сказал Узи, когда они уселись, — что без Шмуэля я был бы никем, полным нулем? Я ведь принадлежу к типу весьма легкомысленных людей, которые во всем и везде ищут смешные трюки. К счастью, Шмуэль — моя полная противоположность.

— Ну, это не так, — возразил юноша. — Узи — человек глубокий. Нужно только обнаружить эту глубину, пробурить, так сказать, скважину и открыть источнику мудрости дорогу наружу.

— Опять ты защищаешь меня, — сказал Узи. — Не верь ему, Итамар. Шмуэль, правда, пытается удерживать меня от легкомыслия, но это не всегда ему удается. Признайся, Шмуэль: ведь это ты даешь мне все блестящие идеи. С этой точки зрения мы — идеальная команда. Мои фильмы — довольно удачная, по-моему, смесь сложных парадоксов с трюками для широких масс. — Узи развел руками, как бы извиняясь. — Что поделаешь, это моя слабость — люблю обращаться к толпе. Таким уж уродился. Но ведь и Шекспир пользовался всякими приемчиками, чтобы привлечь сброд на свои спектакли, не так ли?

Его рассуждения показались Итамару занятными.

— И это срабатывает уже четыреста лет, — весело сказал он. — При первой же возможности пойду смотреть ваши фильмы.

— Ты ни разу их не видел? — удивился Шмуэль. Узи поспешил вмешаться до того, как Итамар успел ответить.