Дарья Асламова - Записки сумасшедшей журналистки

В заложники берут как простых смертных, так и важных птиц, таких, как первый секретарь американского посольства. В январе взяли туристическую группу французов. Найти людей в горах практически невыполнимая задача. Проще сдаться и согласиться на требования террористов.

Заложников принимают с почетом и даже роскошью. Ведь они – гости, пусть и не по своей воле. Для них закалывают жирных баранов, их селят в богатых домах и возят на охоту, мужчинам дают женщин. Один канадец, взятый в плен, просидел в далекой горной деревеньке три месяца. С ним обращались самым достойным образом – дали ему джип и даже автомат. Возникает резонный вопрос – почему же он не убежал? "Далеко не убежишь, – возражали мне, – каждая тропка охраняется, вокруг посты. Да и сама подумай – куда бежать, если дороги в горах не знаешь". Когда канадца выпустили, он вернулся в Йемен через несколько месяцев и в благодарность за теплый прием выстроил в деревне за свои деньги школу и вырыл колодцы. Когда его спросили о причинах такого благородства, он ответил, что провел три потрясающих месяца в заброшенном краю, что видел такие места, каких ни один турист никогда не видел. Он был наслышан об ужасах арабского терроризма и ожидал самого бесчеловечного обращения, а его принимали как лучшего друга. Мы ехали в Мариб с двумя ребятами из племени, вооруженными автоматами Калашникова и пистолетом. Вдоль узкой извилистой ленты горной дороги кое-где были расставлены чучела полицейских – для устрашения. Мой переводчик Мед предавался сентиментальным воспоминаниям о Киеве – как они жили в общежитии и притаскивали мимо строгих вахтеров маленькую девушку в огромном чемодане с дырками для воздуха. Девушка была одна на двоих – для Ахмеда и его друга. Иногда они ее подтягивали на связанных простынях из окна общей кухни.

Мы долго тряслись по пустыне на джипе в поисках кочевников. Наконец добрались до временной стоянки одного из племен. Рядом с небольшим стадом побитых джипов стояли несколько переносных шатров. Вокруг валялись бараньи ноги и паслись овечки. Шатер – это натянутые на деревянные колья пестрые шерстяные полотнища. Боковые стенки его не закреплены, чтобы не мешать циркуляции воздуха. Под беспощадным солнцем у меня мгновенно обгорела кожа. Вечный яркий свет, ни малейшей тени. Горячий ветер поднимал тучи песка, который вмиг облепил нас. Песок скрипел на зубах, набивался в туфли, терся об потную кожу. И не было спасения от его вездесущего проникновения. Поселок был почти пуст – все племя ушло пасти верблюдов. Нас принял один почтенный патриарх со своими четырьмя женами, младшая из которых пребывала в нежном возрасте 12 лет. Мы вошли в шатер, куда нас пригласили.

На полу лежал совершенно голый четырехмесячный младенец мужского пола с вздутым животом, весь облепленный песком и мухами. Он писал прямо на ковер, и раскаленный воздух мгновенно высушивал влагу. "Да, тут в памперсах нет нужды", – подумала я и сделала ребенку козу. Он заулыбался во весь свой беззубый рот Мужчины вышли из шатра, и двенадцатилетняя женщина рискнула снять черное покрывало. У оказались карие ланьи глаза и раздутые ребячьи губы. Длинные волосы змеились по плечам. Эта девочка-женщина протянула мне миску кислого молока. Я жестом выказала признательность. Жены жадно рассматривали меня, время от времени протягивая тонкие темные руки и трогая мою одежду. Пользуясь импровизированной азбукой глухонемых, они выяснили, есть ли у меня дети и какого возраста. Позже я присоединилась к мужчинам, которые в соседнем шатре уже начали жевать кат. На лице старика-кочевника, как на гадальных картах, было написано все его прошлое: долгие дороги в пустыне, в беспредельности жестокого солнца, болезни, потеря близких. Он явился сюда из глубины веков. Старик пытливо рассматривал меня, ожидая чего-то необычного. В воздухе повисло молчание, все ждали какого-то спектакля, может быть, странной выходки белой женщины, о которой потом можно будет долго рассказывать. Ведь здесь так мало пищи для воображения. У меня мозги плавились от солнца и саднила обожженная кожа, я лихорадочно пыталась что-нибудь придумать, чтобы разрядить атмосферу. В углу тридцатилетняя дочь старика гладила маленького серого кролика. "Этот кролик – мальчик или девочка?" -спросила я. Кролика подвергли осмотру и установили – девочка. "Тогда почему она без паранджи?" Несколько секунд. Стояла тишина, а потом разразился хохот. Эта примитивная шутка развеселила всех до крайности. Кролика поймали, обмотали ему мордочку женским черным платочком и пустили бегать по шатру. Я перевела дух. "Мы закрываем лица женщин, чтобы не смущаться их красотой, -. заявил старец. – Больше красоты, больше грехов". – "В таком случае, некоторым мужчинам тоже стоит закрывать лица, – возразила я. – Чтобы не вводить в соблазн женщин". Старик удовлетворенно захихикал, приняв мои слова за комплимент. Его, оказалось, легко подкупить пустячной лестью. Он рассказал, что всего у него было 26 жен, с большинством из них он развелся, некоторые умерли, но единственной его страстью была вторая жена, умершая от тяжелой болезни. Не пойдет ли белая женщина к нему 27 женой, спросил он через переводчика. "Только если он согласен уехать со мной в Россию пятым мужем", – ответила я с улыбкой. Старик захихикал, хлопая себя по ляжкам. Положительно, с этой белой можно повеселиться. "Сколько ему лет?" – спросила я через Ахмеда. "Тридцать два", – с важностью заявил бедуин. Мужчины иронично переглянулись. Обидевшись на всеобщее недоверие, патриарх взял автомат и пересел ко мне. Указывая на цифры, выгравированные на металле, он заговорил по-арабски. "Что он хочет?" – спросила я у Ахмеда. Видя, что я отвлекаюсь, старик пребольно ткнул меня пальцем в плечо и снова что-то залопотал. "Он хочет доказать тебе, что он грамотный человек и даже умеет читать цифры", – сообразил Ахмед. Я сделала восторженное лицо. Бедуин рассказал, что кочуют они с целью найти корм для верблюдов. Ведь верблюд обеспечивает их почти всем необходимым. Его мясо и молоко идут в пищу, из шкуры изготавливают кожу для бурдюков и различные хозяйственные предметы, из шерсти делают ткани и веревки, даже навоз используют как топливо. При отсутствии воды можно умываться его мочой. Погостив у бедуинов, мы отправились посмотреть на знаменитую в древности плотину, которая была построена еще в седьмом веке до новой эры. Раньше здесь проходил знаменитый "путь благовоний" – караваны верблюдов везли ладан и мирру, которые получали из растущих в Йемене басвеллии и комифорры. Кстати, Йемен по-прежнему снабжает мир (даже христианские страны) религиозными благовониями.

От Марибской плотины остались одни развалины, зато выстроена новая. Более всего поражает неожиданность этой большой воды в пустыне, синей, точно оброненная кем-то бирюза. Я спустилась к воде охладить сожженные ноги. Неподалеку плескались люди – женщины, не снимая одежды. Я совсем спеклась на ветру и солнце и тоже хотела окунуться прямо в брюках и футболке, но парень из нашей компании остановил меня: "Не стоит. У этой плотины свои тайны". Наступил час молитвы. Мои спутники, побросав автоматы, упали на песок. Лучи немилосердного солнца, освещавшего эту сцену, падали почти отвесно. Картина утратила свою объемность и стала плоской, как бумага. Все это показалось мне галлюцинацией, порождением воспаленного ума. Только внезапный тоненький крик, пробудивший тревогу, сделал реальными эти декорации. На обратном пути мы увидели толпу мужчин. и одну плачущую женщину с ребенком на руках. Они объяснили причину крика. Ребенок случайно упал в воду, молодая женщина, не умевшая плавать, бросилась его спасать, – она успела его бросить людям, а сама камнем пошла ко дну. Она утонула на глазах у десятка мужиков, в метре от берега. Мужчины некоторое время поискали ее, потом оставили все на волю Аллаха. "Сколько лет было женщине?" – взволнованно спросила я. "13 лет", – последовал ответ. Даже моих видавших виды спутников взбесил равнодушный, спокойный вид мужчин, которым утонувшая девочка приходилась, по-видимому, близкой родственницей.