Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

В нашем институте, надевающих под костюм галстук, по пальцам можно пересчитать. А вот глянешь на Некрасова и думаешь: в ЭНИНе все такие при галстуках, вальяжные, говорливые дамские угодники.

Живые классики когда-то и сами ходили в бишарушках. Александр

Семенович не классик, но, если будет так же активничать, то со временем вполне может пробиться в корифеи. Из сотрудников КазНИИ энергетики ему понятнее всех наш Аленов.

– Кул, как ты обкатал Некрасова? – спросил я.

– Да не обкатывал я его, – Аленов говорит правду. Он не привык перед кем-то пресмыкаться и, уж тем более, тратиться на кого-то. – У меня с ним равноправные отношения. Идем с ним по базару, чувствую, ждет он, чтобы я крутнулся на бабки… Нет, думаю, не на того напал.

Просто советую ему, купи вон те яблоки, веду его туда, где всегда дешевая курага, орехи. Больше ничего.

– И он не обижается?

– Да сосет он х… Чем он лучше меня?

И то правда.

У Аленова вышла из печати первая монография в соавторстве с

Каспаковым. Жаркену в ней принадлежит по половинке введения и заключения. Короче, писал (было это еще до 80-го года), конечно,

Кул, но чтобы книга проскочила через Чокина, Аленов согласился включить в соавторы Каспакова.

С Кулом у нас шоколадные отношения.

Ах, Арбат, ты моя религия…

На работе появился в понедельник. Кэт пришла ближе к десяти. Я выходил из внутренней комнаты от мужиков и увидел, как она поправляла юбку. Она спрашивала про меня у Карины: "Приехал?".

– Ты ждала меня? – спросил я.

– А ты думал.

Кэт вынула из ящика стола бутылку "Русской".

– Закир рылся в шкафу и за книгами наткнулся на пузырь. Говорит, что водку заныкал ты.

– Я никогда не оставляю за собой зло. – сказал я и решил. – Коли так, пузырь подлежит оприходованию. Поможешь?

– Помогу. – ответила Кэт. – Только после работы.

– Останешься?

– Ну.

Что это с ней? Сегодня она своя в доску и не вспоминает о ребенке в садике..

К одиннадцати нарисовалась Тереза Орловски.

– Опять под отстой попала? – съязвил я.

– Представь себе, попала, – коза-дереза соврет и глазом не моргнет.

Тереза Орловски поиграла глазками и спросила: "Кул меня не искал?".

– Искал. Сказал, как появишься, сразу к нему.

– Ой, что я ему скажу? – притворно засуетилась Черепушечка. – Он же меня дрючить будет!

Кэт, Марадона, я переглянулись и засмеялись. Надя Копытова сделала замечание:

– Наташка, следи за языком!

– Что я такого сказала?

– Ты сказала, что Аленов будет тебя трахать!

– Разве? – кокетливо повела плечиками Орловски. – Подумаешь. У нас в Москве все бабы так говорят.

Наташа уселась за стол краситься. Подводя губы, сказала:

– Бяша, а знаешь, без тебя ко мне приставал Алдояров. Проходу не давал: "Наташенька, Наташенька!".

– А ты что?

– А я… – Тереза Орловски сделала губки бантиком и прыснула. – В жопень послала его.

– Смотри у меня. – сказал я. – Будешь с ним яшкаться, – уволю без выходного пособия.

– На фиг мне сдался этот черножопый!

– Я тебя предупредил.

– Мог бы и не предупреждать. – Орловски продолжала шалить. -

Знаешь, кто мой кумир?

– Кто?

– Ты, Бяша!

– Во дает! – я повернулся к Наде Копытовой..

Мужья что у Марадоны, что у Терезы Орловски – милиционеры. Первый работает в городском управлении, второй – в МВД. Что тот, что другой

– жгучие красавцы. Наташин супруг по матери еврей, что дает Наде основание считать и козу-дерезу Терезу русской только по паспорту.

Копытова засмеялась: "Эта любого окрутит".

– Когда Алдояров идет тебе навстречу, – рассказывала Марадона, – он смотрит так, как будто раздевает тебя взглядом.

Пустилась в додекретные воспоминания и Кэт.

– Однажды он подвозил меня до дома… Остановил машину у

"Сайрана"… Говорит: "Искупаемся". Я была в сарафане, без бюстгалтера, смеюсь: "Не хочу". А он давай, да давай".

Трудно женщинам. Не работа – искушение.

В комнату влетел Кул Аленов.

– Скуадра адзурра! – накинулся он на Терезу Орловски. -

Крестьянка! Опять опоздала!

Орловски по-лисьи выгнулась перед Аленовым.

– Кул Сафиевич, меня Бяша с утра в библиотеку послал.

– Что ты говоришь? Бектас торчал в Усть-Каменогорске.

– Он в субботу прилетел, а вчера позвонил мне домой и попросил сходить в пушкинскую библиотеку за журналами "Промышленная энергетика".

– Было? – Кул повернулся ко мне.

– Было. Я забыл тебя предупредить.

– А журналы где?

– Я успела только заказать. Завтра с утра пойду получать.

Аленов немного поворчал и ушел в свою комнату.

– Бяша, спасибо. Выручил.

– А ты оказывается, не только крупная динамистка, но и опытная фонаристка.

– Хи – хи. – Тереза Орловски закончила утренний туалет и складывала в косметичку помаду, пузырьки, кисточку. – Все. – сказала она и спросила: "Катя, ты обедать к маме пойдешь?".

– Нет. Мне на базар надо.

В обед с Кэт пошли на базар. У Никольской церкви бабушка торговала бульдонежами.

– Дайте вот эти… – Я посмотрел на Кэт. – Для этой белой женщины.

Я – королева всех бензоколонок…

Орловски, Марадона, Гурагча, Кэт и я расселись в кустах у

Весновки. С нами был и Макс из лаборатории Устименко. Ему 26, член

КПСС, не женат. Макс в рабочем порядке дружит с Марадоной. Марадона домой не спешит, у нее есть кому и кроме нее забрать ребенка из садика. Тереза Орловски подписалась остаться на полчаса.

Марадона предлагает влить в водку немного пепси. Это она хорошо предложила. Водка вместе с пепси пьется как газировка, и кайф еще тот.

Первой слиняла Тереза Орловски: "Садик работает до половины седьмого" – сказала она и побежала к автобусной остановке.

– Тебе за ребенком не надо? – спросил я Кэт.

– Соседка заберет. – ответила она и попросила. – Проводи меня…

Она захорошела и бегает на стройку через каждые полчаса.

"Разгорелся наше тюх! Тюх-тюх-тюх!". Пили до закрытия магазина.

Кэт, верной фронтовой подругой, провожала меня домой. Матушка открыла дверь и ничего не сказала. Кэт и я молча прошли в мою комнату.

Я повалил ее на кровать. Я раздевал ее, она не сопротивлялась.

Выключил свет.

И так и этак. Ничего не получается.

Прошло минут двадцать.

– Включи свет, – Кэт стояла у противоположной к кровати стене и придирчиво рассматривала себя. Она глядела себе вниз бесстыжим пупсиком. – Живот совсем распустила.

Я протрезвел. Недоумок меня подвел, и я выяснил: Кэт не только вся гладенькая. Местечко, что у нее под ключицей, самое-самое.

– Где маман?

– К соседке пошла.

– Мне надо позвонить, – Она протрезвела. – Дай мне халат.

Она сидела в холле на топчане и разговаривала по телефону.

– Алла, ты Фатьку забрала из садика? Спасибо. Где я? На блядках.