Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Большого с Есом.

Что и говорить, Доктор не туда залез. И Большой тут стопроцентно прав. Но Есу Атилову и Кеше Сапаргалиеву память как оглоблей отшибло

– они начисто все позабыли.

Кеша Сапаргалиев с 44-го года. Чем он увлекался – я не помню. В юности Кеша дружил с Тараканом и старшим братом Пельменя -

Галимжаном. В настоящее время всегда с иголочки прикинутый, болтался он чаще в центрах.

Ес откинулся полгода назад. Сидел он за хулиганку. Как я уже отмечал, предпоследний в семье Атиловых сын, заматерел еще в семидесятых. По пьянке, говорил Пельмень, Ес представлял серьезную опасность.

Может я и ошибся, решив, что в их памяти произошел сбой.

Возможно, что они и помнили, как когда-то за них впрягался Шеф. Но

Шефа нет и не будет. Должны они остались то Шефу, но не его оставшимся братьям. Справедливо?

Справедливо.

Только вот ежели бы они знали, что в доме покойного Шефа их ждет отпор, то вряд ли бы сунулись в соучастники восстановления справедливости.

И это было бы, если не столь уж справедливо, но тоже по правилам.

Пельмень рассказал, что Большой живет на квартире Еса.

Атилов-средний женат на казашке по имени Лена. Шастают они по городу втроем.

Доктора Большой и Ес не тронули. И на том спасибо. "Могло быть хуже". – подумал я.

Я позвонил Жданову.

– Геннадий Николаевич, я вам приносил материал по вторичным энергоресурсам. Помните?

– Помню. – сказал заведующий промышленным отделом. – Статью я передал корреспонденту Паутову. Звоните ему.

Юрий Романович Паутов служил в ВДВ, выпускник журфака КазГУ.

Работал в пресс-центре Минмонтажспецстроя, корреспондентом молодежной газеты "Ленинская смена". Жена его когда-то закончила хореографическое училище, сейчас работала диспетчером в автоуправлении. У них дочь школьница.

С Зорковым я не знаком. Общался с главным энергетиком УК СЦК

Шастри, при разговорах я стоял рядом и слушал. В материале я успел много чего понаписать и про Озолинга, и про Зоркова.

Галина Васильевна читала про себя и отмечала слух: "А вот этого не надо… Может над этим еще подумаете?". Черноголовина вспоминала слова Бианки и аккуратно напоминала: "Не надо разжевывать… Думать, что читатель глупее вас, не следует. Часто читатель умнее писателя".

Мне не только не терпелось отнести очерк в "Простор", я уже не сомневался в своей профпригодности и подумывал, что Галина

Васильевна в очередной раз выправляя стиль, конструкцию материала, излишне перестраховывается.

Я звонил Паутову:

– Юрий Романовч, когда?

– Не волнуйтесь. Материал пойдет. Сами понимаете, газета не резиновая. Почти каждый день выходят документы партии и правительства. Они – первоочередные.

В декабре вышло Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР "О вторичных энергетических ресурсах". Я вновь позвонил Паутову:

– Юрий Романович, вы в курсе Постановления ЦК?

– В курсе, в курсе. Говорю вам, не волнуйтесь.

Статья грозила застрять. К давлению на "Казахстанскую правду" мама подключила Галину Васильевну и Карашаш.

Черноголовина попросила помочь приятелей журналистов, Карашаш настрополила ответсекретаря своего журнала во что бы то ни стало добыть результат.

Я отдавал себе отчет, как может разбушеваться Чокин, буде статья напечатана в "Казправде". Не знаю, как в других институтах Алма-Аты, но программные материалы из недр КазНИИ энергетики в главной газете республики выходили исключительно за авторством Шафика Чокиновича с довеском- за подписью ведущего спеца по теме. О том, чтобы какой-то мэнэсишка, да еще и сам на сам, отдал материал в газету по главной проблеме дня – энергосбережению – директор не подозревал.

"Лишь бы материал вышел, – думал я, – директор побазарит, побазарит, да успокоится. Ничего, переживем".

Статья не вышла ни в ноябре, ни в декабре…

"Что ты знаешь монах, кроме собственной кельи?".

Мигель де Сервантес. "Дон Кихот Ламанчский". Роман.

Вечером позвонила Галина Васильевна:

– В последнем номере "Нового мира" напечатана проза Вознесенского

"О". Прочитайте.

– Как вы сказали?

– Я сказала "О". Просто "О". Думаю, в работе Вознесенский вам пригодится.

"Новый мир" выписывают Есентугеловы. Вечером следующего дня

Квазик привез журнал.

Прозу Вознесенский пишет блестяще. Поэт рассказывает о встречах с

Муром, Пикассо, Пастернаком и другими.

Идем дальше.

"За спиной я ощутил дыхание Вечности…" – пишет поэт. Вечность, свидетельствует толковый словарь Ушакова, – время, не имеющее ни начала ни конца. Еще в словаре говорится о том, что кануть в

Вечность, значит, умереть, навсегда перестать существовать.

Вознесенский кануть в Вечность не хочет, но что означает "ощутить за спиной дыхание Вечности"?

В прямом, буквальном смысле?

Поэт пишет о несостоявшейся попытке самоубийства. Я не помню из-за чего он решил стреляться. Кажется, из-за поэзии. Решил, но остановил себя, подумав, "о том, кто придет после меня".

Здесь он играет. Играет неубедительно. Мысль о самоубийстве – по факту суицид. Не верится, что ухоженный, рафинированный, вполне себе сытый литератор может всерьез задуматься о казни над собой.

По-моему, настоящему самоубийце ни до кого дела нет. Какая разница, кто придет после тебя? Вы как хотите, но не вяжется театральная эстетизация с выстрелом себе в рот.

Читая "О", убеждаешься, проникнуть в круг друзей автора можно, только заделавшись Муром, Пастернаком, Высоцким, на худой конец,

Пикассо. Всем остальным вход туда заказан.

С жалобой на Надю Копытову на прием к Чокину прорвалась жена

Сподыряка.

– Ваша сотрудница уводит мужа из семьи! – огорошила директора супруга Николая Тимофеевича.

Чокин слушал-слушал, потом встанет и как заорет:

– Господи, боже мой! Уходите! Ничего из дома не носите на работу!

Супружница завлаба не вняла предостережению директора и продолжала зашугивать Надю Копытову.

Надя плакала и говорила:

– Эта… караулит меня у дома… Боюсь в подьезд заходить.

В милиции заявление на жену Николая Тимофеевича не примут. Еще и отчитают Наденьку. Ей волноваться нельзя.

Думать нечего, помочь мог только товарищ детства Бохча.

Бохча, он же Бахытжан Абишев, бывший сосед моего одноклассника

Лампаса и Алима Кукешева. Он работает инспектором отдела кадров УВД города и никому из кентов в помощи не отказывает. Пару раз я уже к нему обращался – Бохча выручил без вопросов.

Я ему позвонил и Бохча велел участковому напугать жену Сподыряка.

Надя Копытова без ума от радости. Всучила бутылку коньяка.

Я ей тискаю: "Ты что, Надя, брать со своих за падло!".

Она: "Ладно, тогда передай бутылку человеку, который помог мне".

Я умолчал, что вот уж Бохча, тот со своих действительно никогда не возьмет, но пузырь, для вида отказываясь, у Нади я забрал.