Владимир Краковский - Один над нами рок

В его кабинете стоял старинный диван, мы на него уселись.

“Ребята,- сказал главврач,- я очень хочу выпустить вашего

Пушкина, но вы мне мешаете”.

Мы спросили: как так?

“У нас все ж больница,- сказал главврач.- Из нее по просьбе трудящихся не выписывают. Вы тут шумите, и я не могу его выписать, потому что скажут: сделал это не по медицинским показаниям, а под давлением. Вы утихомирьтесь, и через месяц, максимум другой я напишу: “Излечен курсом надлежащих инъекций.

Может быть свободен”. И вы его радостно встретите у входа”.

“От чего будет излечен? – спросили мы.- От какой болезни эти инъекции?”

“От навязчивой идеи пальнуть из самопала,- ответил главврач.- Он никогда больше не возьмет его в руки”.

Мы спросили, какие вещества будут Пушкину впрыскиваться, если, конечно, не секрет. “Какой там секрет! – отмахнулся от нашего опасения главврач.- Гениальные открытия не могут быть секретными. Их в землю закопай, они и из-под земли взопиют…”

Он рассказал, что гениальных открытий на его счету до сих пор было только два. Их он сделал еще в молодости и, таким образом, долгие годы ходил, будучи дважды гением. Но недавно стал трижды, на что уже, откровенно говоря, не надеялся: человек только предполагает, располагает же Бог. И Он несколько месяцев тому назад вдруг совершенно неожиданно главврача осенил. Им был изобретен чудодейственный способ лечения психических болезней путем инъекций в орган, где эти болезни и гнездятся, а гнездятся они, как известно, в святая святых каждой личности, в ее мозгу.

Делая уколы непосредственно в мозг, то в одно его место, то в другое, можно вылечить любого психа.

“А череп не мешает?” – спросили мы. “Плевал я на череп! – сказал главврач.- Я и танкисту через танк, если надо, укол сделаю. А череп – тьфу!”

Выражая презрение к непроницаемости черепа, он плюнул на середину кабинета и стал подробно излагать нам суть своего открытия, не сводя глаз с плевка.

Мысль делать уколы прямо в мозг пришла ему в голову еще в позапрошлом году. Но осуществлению дерзкой идеи мешало отсутствие ответа на вопрос: что именно вкалывать? Он перебирал в уме прекраснейшие лекарства, но ни одно не подходило. Аспирин, анальгин, корвалол, нашатырный спирт – не то…

Бромбитуратметан, кромогексал, касторка, фтористоводородный дротаверин – не то, не то! “Так что же впрыскивать?” – с этой мыслью он ложился спать, с ней и просыпался…

Титаническое напряжение всех умственных и духовных сил в конце концов дало результат. В одну прекрасную ночь главврачу вдруг приснилась залитая солнцем лужайка и он на ней, собирающий цветы. “В чем дело? – недоумевал он, проснувшись.- Откуда это легкомысленное видение, когда я так изнемогаю?”

Несколько дней он не мог ответить на этот вопрос, но потом вдруг захохотал, пронзенный догадкой. Эврика! Ба! Да это ж подсказка

Всевышнего! В мозг надо впрыскивать не лекарства, созданные убогой человеческой наукой, а субстанции божественного происхождения, то есть цветы – их настои и отвары!..

И вот уже пятый месяц, как тайно от министерства здравоохранения он внедряет свое гениальное открытие под черепа больных.

Разумеется, мгновенных, похожих на чудо, излечений нет, их от природных субстанций ждать не приходится. В природе если что и исчезает, то не иначе как через постепенное ослабление. И фактов такого ослабления болезни уже немало. За пять месяцев они накопились. Так, например, один больной, мнивший себя

Наполеоном, уже мнит себя всего лишь маршалом Неем, а параноик, день и ночь твердивший, что он Иисус Христос, теперь день и ночь кричит: “Какой же я Иисус, если необрезанный?” – и требует раввина с ножиком… То есть наметилось критическое отношение к своей мании. А женщина, считавшая себя красивым усатым мужчиной, вдруг сбрила усы – сдвиг тоже положительный…

“Прекратите демонстрировать у ворот и орать,- попросил под конец разговора главврач.- Тогда я смогу вскорости вашего Пушкина освободить, и никто меня не упрекнет за уступку общественности.

Он успеет пройти курс лечения новым методом”.

“Какой настой, если не секрет, будете впрыскивать?” – поинтересовались мы. “Не настой, а отвар,- поправил главврач. Замечательный отвар из серебристых пушинок одуванчика. Если вы знаете лучшее средство от немотивированной агрессии – скажите”.

Но мы не знали.

“Видите, у вас нет слов”,- сказал главврач и сердечно с нами попрощался.

Свое обещание он сдержал досрочно: меньше, чем через месяц,

Пушкин вбежал в цех, громко крича: “Свободен! Свободен!

Наконец-то свободен!” и размахивая бумажкой, которую мы тут же прочитали. В ней писалось, что данный пациент от болезни стрелять в людей из самопала полностью излечен благодаря применению новаторского метода, разработанного нижерасписавшимся главврачом данной психушки.

Не забуду день тот чудный! Переменчивый, как небо в переменную погоду!

После радостных возгласов, объятий и чтения справки мы сунули

Пушкину троллейбусный билет с чертежом секретного винтика и спросили: “Сможешь?” Пушкин осмотрел билет с обеих сторон, всячески повертел его и, посерьезнев, сказал: “Надо попробовать”.

Он направился к станку, включил его. Через минуту винтик был готов: тельце тоненькое, головка блестящая – прямо загляденье. И размеры – точно по чертежу. Но когда мы его на пробу стали ввинчивать, он ввинтился, как тысячи, как миллионы других винтиков, пусть и не так мастерски изготовленных.

Коллективный вздох разочарования прошелестел по цеху. Рухнула наша надежда. Уже с полмесяца мы ели по разу на дню: кто только завтракал, кто только ужинал, не было ни одного, кто бы только обедал, еда крутилась вокруг сна: перед ним или после него. Силы наши иссякали, женщины уже регулярно падали в обмороки, очередь была за нами, мужчинами…

Возвращение Пушкина обещало остановить стремительное движение к пропасти. Увы!..

Мы повели себя тактично. Когда винтик ввинтился подобно всем заурядным винтикам мира, из наших уст не вырвалось ни одного слова упрека: дескать, а мы на тебя надеялись. Бормоча: “Ну и пусть! Пустяк!”, мы старались не смотреть Пушкину в глаза – мы настолько отводили от него свои взгляды подальше, что вообще отворачивались от станка, за которым он стоял, от всего, что его окружало. Находясь к нему почти спиной, мы услышали, как снова загудел двигатель…

“А попробуйте-ка эту”,- сказал Пушкин сзади.

Нехотя взяли мы у него новый винтик, такой же красивый, как и предыдущий, с преувеличенным восхищением его поразглядывали, говоря: “Ну и что, что обыкновенный? Зато красивый, как из журнала мод…” Будучи хорошими друзьями, мы уже думали не о голодном желудке, а о том, чтоб не обидеть друга; учитывая его недавнее пребывание известно где, старались спустить его неудачу на тормозах. “Подумаешь, не получилось,- говорили мы с бодростью, бьющей через край.- Пустяк, обойдемся… Плевать нам на этот заказ из Аделии…”