Юрий Петухов - Охота на президентов или Жизнь №8

Ненормальный роман, написанный ненормальным автором для ненормальных читателей — роман о нашем ненормальном времени, которое никогда не кончится, ведь глупость наша изначальна, беспредельна и вековечна. Роман-зеркало. Ибо судить станут по написанному в книгах… Понимаете, судить! Нас! Вас! Станут! Поглядите в зеркало! По написанному в книгах — в том числе и в этой! А уж за эту книгу с вас спросят! Мало не покажется!

Читайте!

Это роман о бестолковом и нелепом мире, который иногда именуют «безумным». Но он не безумный — не надо красивостей и штампов — он просто нелепый и бестолковый, как нелепы и бестолковы его обитатели-обалдуи.

Это роман об одном заокеанском головорезе-«командосе», который мочил почем зря всяких там вьетконговцев, шурави, талибов, боснийских сербов, иракских феллахов, русских безусых мальчишек и прочих злобных международных террористов, врагов Америки и демократии, но который в конце концов сделал свой выбор и послал Америку на хер вместе с её херовой демократией.

Это роман о моих друзьях-бандитах, очень честных и порядочных людях. Одни из них спились, другие сгнили в лагерях, третьи живут себе поживают… кое-кто прошёл даже в Думу, и меня приглашал, но я отказался — видал я эту Думу! Думоседы, ку-ку!

Это роман об одном человеке, который всё искал правду и пытался наставить род людской на путь истинный, а потом его забили камнями, но плохо забили, не до конца, и тогда он сам повесился на ржавой трубе. А бросавшие камни в него объявили его Пророком и срубили на Нём целое поле больших-пребольших кочанов конвертируемой зелёной капусты.

Это роман о моём давнем и дальнем знакомом Моне Гершензоне, отпетом и махровом сионисте-русофобе, который через три года и три дня пребывания на исторической родине в еврейских палестинах Ерец Исраэля вернулся на Русь-матушку отпетым и махровым антисемитом-жидоедом, квасным патриотом, нацболом, скинхедом и красно-коричневым писателем-«деревенщиком»…

Это роман о хмуром и подозрительном старике Ухуельцине, прятавшемся от народа то в одной загородной резиденции, то в другой. Подобно зловещему (по мнению беллетристов) императору Тиберию, заточившему себя на острове, подальше от избирателей. А может, и подобно царю Ироду, который выстроил свой неприступный замок-дворец на вершине горы… Ирод сам лично не убивал младенцев, и старик Ухуельцин детей давил не собственными руками — это их духовно роднило…

Звонок в дверь оторвал меня от писанины и сладостных предвкушений, как я их всех растребушу, раздраконю и уделаю, ух я им и ужо!!!

— Милиция!

Стражей порядка я не вызывал. Но дверь всё же открыл. У порога стоял весьма полный юноша в кителе, фуражке с нацистски вздёрнутой тульей и темных очках. Он был похож на новоиспеченного диктатора какой-нибудь латиноамериканской банановой республики.

— Я заменяю вашего участкового, — отрекомендовался юноша-диктатор. Скромно потупился, ожидая приглашения.

По-настоящему надо было выгнать гостя вместе с его банановой фуражкой и садиться за работу. Но любопытство разобрало меня.

— Чем обязан? — спросил я, препровождая юношу на кухню и предлагая чай.

Перерывы иногда тоже полезны.

— А вы что, ничего не знаете? — удивился он.

— Абсолютно ничего! — ответил я с такой прямотой и искренностью, будто и вправду не знал, ни как меня зовут, ни где я живу, ни про то, что на белом свете есть гнусные преступники и благородные милиционеры…

— Вашего соседа по лестничной клетке, что напротив… убили! — признался банановый юноша-диктотар.

Я посмотрел на него так, словно это признание смягчало степень его вины. Юноша вздохнул, потом долго писал на коленке протокол. Наконец поднял на меня глаза и спросил в свою очередь:

— Где вы были в момент убийства?

Я не мог ему рассказать всей правды про жизнь № 8, про параллельное время и перпендикулярное пространство. И потому ответил просто:

— В лесу гулял!

— Это в каком же?

Про сумеречный дантов лес объясняться на протокольном уровне тоже не очень-то хотелось. И я сказал, чтоб всё было понятно:

— В Измайловском…

— И выстрелов не слыхали?!

— Не слыхал…

Юноша заерзал. Он спешил. И потому забыл спросить меня про время и прочие дела… Он был явно начинающим и совершенно бестолковым следователем. Я сразу же пожалел, что это не я убил соседа! Потому что когда я кого-нибудь убью, мне пришлют самого матерого и хитрого следопыта, и уж тот наверняка меня прищучит. А этот нет, от этого я уйду, как колобок от бабушки…

— И правильно, что не слыхали, пистолет был с глушителем. Он тут по всему двору бегал. А те за ним! Саданут в него… и глядят, готов или нет, а тот бежать, они за ним, опять саданут… тот вроде упал, а потом опять на ноги и бежать! они за ним! Полчаса бегал… или час! Мне всё охранники из фирмы рассказали!

Это точно, под окнами у нас была какая-то фирма, и её охраняли охранники в камуфляжах с дубинками, наручниками и пистолетами. Если бы убийцы начали прорываться в фирму, они бы их точно уконтропупили. Прямо за зданием фирмы был огромный отдел внутренних дел нашего округа, там несло службу сотни три-четыре милицейских (сами себя они называли ментами). Но стреляли с глушителем, и потому менты ничего не слышали. Еще заместитель нашего участкового, похожий на бананового диктатора, рассказал мне, как бабушки, сидевшие тут же во дворе на скамейках, видели, что соседа наконец-то добили, долго вертели его, пинали, всё боялись, что оживет, потом ещё пару раз пальнули в голову, проверили по зрачкам и пульсу на запястье, вытерли руки о его рубашку, отдышались, попросили закурить у охранников… и уехали куда-то на иномарке.

Это была загадочная история. И вот теперь моему гостю поручили ходить по квартирам и собирать показания. Он был сильно расстроен. У него вообще, несмотря на роскошную бананово-диктаторскую фуражку и очки, был вид неудачника. Удачники сейчас стояли по рынкам и улицам у лотков, охраняли наших южных гостей, которые по замыслу правительства, восполняли естественную убыль русского населения. Гости были щедры. А русские всё равно вымирали. Юноша твердо знал, что ни в одной из квартир ему ничего кроме показаний не дадут.

А я думал про бедного соседа. Убили! Кого нынче удивишь этим! Каждый день шлёпают по десятку… Дело привычное.

— Вот тут распишитесь… и тут! Я подписал протокол. И спросил:

— Да ведь я ж не свидетель, вроде…

— Вот вы и подписывайте, как несвидетель!

Крыть было нечем. Логика милицейского юноши-диктатора была железной и убийственной.