Николай Соловьев - Северка

Национальный торт или пирог из песочного теста, похож на горку песка на балтийском пляже.

Хотели съездить в Клайпеду, но опоздали на поезд из-за сдвига местного времени на час.

Кроме коробки конфет я ничего не оставил гостеприимным хозяевам.

Они отказывались от денег. Так нехорошо получилось.

После отпуска я вернулся на ЗИЛ, в свой отдел. Ребята меня с радостью приняли. Показали новую технику, контроллеры. Я с интересом включился в работу.

Оклад мне положили 160 рублей. Года за два – три он вырос до двухсот. В этот период деньги впервые стали оставаться, потому что цены были еще относительно стабильны. У нас с Ларисой скопилось тысяча рублей, они лежали на полке этажерки, Лариса что-то покупала.

В конце 80-х, начале 90-х годов в промтоварных магазинах был дефицит товаров, такой же, как в коммунистические времена. Даже имея деньги, проездив весь день по городу, не купишь ботинки, женские сапоги, рубашку и другие вещи из длинного списка. Везде очереди. За молоком и хлебом, за колбасой и сыром. От трех до тридцати человек впереди.

Сначала нужно выстоять очередь в кассу. В промтоварный очереди многочасовые. Бывает, что часов восемь стояния оканчиваются неудачей. Люди покупают много ненужных вещей – про запас родным или знакомым. Обувь берут даже меньшего размера на разнос.

Чтобы не терять форму, я стал бегать по Тверскому и Суворовскому бульварам. Утром машин почти нет, бульвар широкий. Однажды пробежали с Ларисой – сама решила попробовать. В другой раз с ее младшим братом, который приехал к нам с Ларисиной мамой. Иногда бегать мешают собаки. Бегу, сзади глухой топот. Оборачиваюсь – дог, он уже догнал меня, положил свои передние лапы на мои плечи. Если бы я не отвернулся, он лизнул бы меня в щеку.

С Ларисой мы стали часто ссориться. С мамой не так. С мамой ссоры проходят в молчании, иногда неделями. А с Ларисой ругаемся. А тут еще кошки, которых она приносит. Приходится за ними везде убирать.

Особенно неприятно вставать ночью и лезть под ванну. Я их нещадно луплю. Настоящий зверюга. Писать об этом не хочу.

Однажды знакомые подарили Ларисе полугодовалого пса, дворнягу. Я гуляю с ним, если нужно, но не люблю его. Мне неловко звать его по имени на улице. А зовут его… Руслан. Ладно, все-таки не Мустафа.

Пес по-пустому лает и задирается на прохожих. Мне неловко, извиняюсь перед человеком или говорю: 'Дайте ему ногой'. Прогулку с псом совмещаю с разминкой на турнике и брусьях в школьном дворе.

Заканчиваю – пса нет. Только что вертелся рядом. Приходится искать.

Хожу и монотонно зову на весь переулок: 'Руся, Руся'. Вот он – на

Сытинском, писает на угол дома начала прошлого века. Услышав знакомый голос, пес задерживает взгляд на мне:

– А, кареглазый, как жизнь молодая?… Так держать! – и бежит своей дорогой. Обнюхает все углы соседних домов и прибегает с виляющим хвостом, заискивает.

Через год Лариса принесла рыжего котенка. Мы так и назвали его

Рыжий. Я принес Ларисе на день рождения попугая карела Кешку, а из дома – черепаху Пашку.

Мустафа первое время задирался с Рыжим. У них появилась привычка встречать всех, входящих в квартиру. Когда входящий закрывает за собой дверь, пес берет за шиворот Рыжего и весело волочет его по коридору в комнату. Котик терпеливо вытирает пыль. Они иногда барахтаются на полу, кот всегда на спине, защищается. За полгода

Рыжий подрос и в поединках стал давать псу по носу. Пес его побаивается.

Однажды прихожу домой после работы, поставил цветы в вазу в центр стола в комнате. Лариса в институте. Надо сходить за молоком и хлебом. Остановил взгляд на цветах – может убрать? Ладно, ничего не случится, до Елисеевского пять минут. Возвращаюсь через пятнадцать минут – три гвоздики погнуты, на столе огрызки бутонов, лепестки.

Животных нет. И тишина. Убрал, стал заниматься делами. Минут через десять появляется пес, с виноватыми глазами. Еще минут пять.

Вылезает Рыжий. Да, это я. А может этот барбос. Подумаешь, цветы.

Сходи, еще нарви.

Маме подарил волнистого попугая. Выпустили его из клетки, он рванул к окну и сильно ударился о стекло. Через пару дней попугайчик погиб. Мама очень расстроилась. Давай другого заведем – не надо, я не перенесу, если и он погибнет. Все-таки через год принес ей карела. Специально выбрал такого, который орал громче всех – этот не погибнет. Мама назвала его Рома. Рома сразу дал понять, что не субъект какой-нибудь, а одушевленное имя существительное, что и у него в душе свой жанр есть. Он долгое время не откликался, на Рому, потому что до сего времени сто тридцать лет был Арчибальдом. И прикасаться к себе не позволял – боялся птичьего гриппа.

На заводе инженеров периодически отправляют работать в цеха. В общей сложности в году могут послать не более чем на месяц. Не хватает рабочих рук. Летом четыре человека из отдела были командированы в деревообрабатывающий цех на месяц.

Деревообрабатывающий давно переведен на новое место в Южном порту.

Увидел своих электриков. Коцюба – мастер, Вася – бригадир.

В цеху работают много временных рабочих из средней Азии. Их посылает в Москву среднеазиатский техникум или училище на двух – трехмесячную практику. Практика не связана с их будущей специальностью, среди них могут быть кулинары, ветеринары. В Азию, взамен идут запчасти грузовиков.

Нас с Игорем поставили за многошпиндельный станок. Работать не трудно, в цехе пахнет сосной, а не металлом и маслом. В основном обрабатывается сосна. Все кузова грузовиков собираются из нее. Хотя есть рейки из лиственницы, березы. Наша задача – положить пятиметровую доску на стол и нажать кнопку. Доска автоматически фиксируется, и двенадцать сверл врезаются в дерево. Если под доску попала щепка или стружка, ближайшее к ней отверстие просверлится под углом. Это незаметно рабочему. А потом на главном конвейере, сборщики кузовов, молотками загоняют болты в отверстия.

В цехе по-прежнему стоят довоенные американские станки, для четырехсторонней обработки досок, один советский. Много профильных станков, сверлильных, пилы – циркулярки. Ко всем станкам сделано по нескольку отводов труб, для удаления стружки. Все отводы собираются в пучок под потолком цеха в большую метровую трубу. Стружка удаляется воздухом.

Постоянные рабочие приносят из дома деревяшки, чтобы обработать и несут домой из цеха деревянные обрезки и другую мелочь. На профильных станках можно сделать даже плинтус. Только его не вынесешь через проходную. Значит, другие пути есть. Служебный автобус после смены ждет рабочих внутри территории. А если приходится выходить через проходную, вахтеры не обращают внимания на сумки с обрезками.

Появилась разнарядка на главный конвейер в автосборочный корпус, и я пошел вместе с другими ребятами. Моя годовая норма уже выработана, месяц отработал, все равно: лишние деньги, да и после армии трудно привыкнуть к сидячей работе. Платят на конвейере по четыре рубля в день, а в отделе при этом сохраняется полный оклад. У нас не самое сложное место – сборка платформ. Вообще-то это кузов, но называется почему-то платформой. Мы устанавливаем борта, наживляем болты с шайбами и гайками и гайковертом закручиваем их. В конце конвейера аппарат с бесплатной газировкой. Сильно шипучая, покалывает на языке, хороша. На нашем конвейере много БНС-ников, на соседних – среднеазиатских и вьетнамских рабочих.