Владимир Яременко-Толстой - Девочка с персиками

– "Точно! Эти хлопцы! Посмотри, Анна! Именно то, что нам надо!

Вылитые, вылитые…"

– Они хотят, чтобы мы играли чертей, – сказал я перепуганному

Баскину.

– Я так и понял, можешь не переводить, – ответил он. -

Итальянский язык очень похож на русский.

– Дай! – заорал итальянец, оборачиваясь к следовавшей за ним девушке.

– "Дай" означает "дай", – перевел я Баскину.

– Все ясно, не переводи, – сказал Баскин.

– Дай! – повторил итальянец девушке.

Девушка подала ему блокнот в планшете, на котором он немедленно принялся что-то исступленно рисовать и писать.

– Пойдемте со мной, – сказала она мне и Баскину, ничего не объясняя.

А что надо было собственно тут объяснять? И так все было ясно – нас брали на главную роль! Все походило на то, что моя мечта близка к воплощению. Я взглянул на жопу идущей впереди меня Анны, обтянутую модной фирменной юбкой, и хуй у меня тут же восстал.

Сопровождаемые завистливыми взорами толпы, мы поднялись по лестнице на третий этаж в выставочный зал бывшего Императорского

Общества Поощрения Искусств, шикарное помещение под стеклянным куполом. Там уже были расставлены камеры, осветительные софиты и прочая киношная техника.

– Ждите здесь, – сказала Анна. – Никуда пока не уходите, я вас позову. Ясно?

Она была миловидной и пухленькой. Анна мне нравилась.

Мы огляделись по сторонам. На стенах висели довольно странные работы, в ЛОСХ-е подобное не выставляют. Чуть поодаль стоял офортный станок, на котором, по одну сторону вала на входе лежали два гипсовых слепка с рук какой-то античной статуи, по другую сторону, на выходе, – две белые резиновые перчатки, словно расплющенные, прокатанные через станок руки. Это было смешно.

Следов кровати нигде не было видно. Женщин тоже. Это весьма настораживало. А где же Русская Красавица, о которой снимают фильм?

Вскоре появилась Анна и отвела нас к визажистке – огромной итальянской матроне, которая нас расчесала.

Затем пришел еще один итальянец, чтобы на нас посмотреть. Он остался доволен. Затем снова пришла Анна и отвела нас к офортному станку. К нам подошла худая высокая телка лет тридцати восьми, похожая на борзую собаку. У нее была довольно хорошая фигура. Она нам улыбнулась.

– Вы кто? – спросил я.

– Я – художница Люда Белова.

– Это ваши работы?

– Мои.

– Интересные.

– Спасибо.

– И героиня фильма тоже вы?

– Да, я, но не главная.

– А кто ж тогда мы?

– Вы – диссиденты!

– Мы – диссиденты?

– Да, именно, вы – диссиденты! Действие происходит в семидесятые годы. Американская художница, то есть я, делает выставку в Москве.

Но это просоветская американская художница, иначе бы ей никто не разрешил делать выставку в Советском Союзе. Она любит Ленина и

Фиделя Кастро. Но тут к ней подходят диссиденты и начинают задавать каверзные вопросы. А рядом крутится агент КГБ.

– Какая клюква! – возмутился Баскин. – Ну, кто бы допустил диссидентов на выставку в семидесятые годы? Да еще дал возможность задавать каверзные вопросы!

– Конечно же, клюква! – улыбнулась Люда. – Но это фильм для итальянцев. Тем более что сценарий написал сын генерала КГБ – Витек

Ерофеев. А Анечка перевела его на итальянский язык. Она – подружка продюсера.

– Так здесь, наверное, даже секса не будет? – разочарованно промямлил я.

– Насколько мне известно – нет.

– Кому тогда нужен этот фильм?

– А вот и агент КГБ! – сказала Люда.

Молодой человек в костюмчике пожал нам руки.

– Настоящие быдлусы! – восхищенно вымолвил он, и пояснил. – В

70-ые "быдлусами" в органах презрительно называли стиляг и длинноволосых. Это была своеобразная производная от слов "быдло" и

"битлз"!

– А вы откуда знаете? – удивился я.

– Я ведь агент КГБ!

– Камера! Гоу!!! – истошно заорал режиссер.

И зал стала заполнять публика.

– Это пока не для нас, – сказал агент КГБ.

– Стоп! – заорал режиссер.

Публика поспешно ретировалась назад.

– Камера! Гоу!!!

Публика снова пошла.

– Стоп!

– А почему снимают ночью? – полюбопытствовал я у агента.

– Так они договорились с администрацией.

– Камера! Гоу!!!

– Странно.

– Стоп!

– Я думал, что будет порно.

– Камера! Гоу!!!

– Они будут мучить нас до утра.

– Стоп!

– А деньги заплатят?

– Камера! Гоу!!!

– Заплатят.

– Стоп!

В перерыве я подошел к Анечке, скромно забившейся в уголок. Вид у нее был загнанный. Оглянувшись, она украдкой достала из сумочки бутылочку французского коньяка "Мартелль" и сделала большой глоток.

Затем протянула бутылочку мне. Я отхлебнул тоже. Мы познакомились.

Она жила в Милане. Я сказал, что живу в Вене.

Среди статистов была дочка Люды Беловой – Даша. Миловидная девочка лет семнадцати с такой же фигуркой, как у мамы, только что поступившая в университет. Однако вокруг нее вился какой-то грязный кобель – толи студент, толи просто какой-то разъебай, следивший за тем, чтоб не досталось ни ему, ни другим. Когда мы пошли под утро в

"Макдональдс" за гамбургерами, он с трудом наскреб мелочи только на один бутерброд. Но сам его не ел, а отнес Даше. Впрочем, меня этот жест не тронул.

К концу съемочной ночи я познакомился с какой-то юной статисткой и пригласил ее к себе фотографироваться. Она была ужасной простушкой с длинными русыми волосами. Ничего особенного. Работала где-то в

Невском районе на швейной фабрике мотористкой.

Мы пришли ко мне, и я ее сразу выебал. Затем мы пошли в утренний

Таврический сад, где я поснимал ее голой для будущих выставочных проектов. Через сад к метро по своей натоптанной муравьиной тропе уже бежали первые люди, не обращая на нас никакого внимания. "Словно запрограммированные" – подумал я.

Мы вернулись ко мне, попили чай, я выебал ее еще раз, и она ушла на работу. На швейную фабрику, где работала мотористкой. Я не запомнил, как ее звали. А, может, просто забыл спросить. Я окрестил ее для себя – Русской Красавицей.

Зоопарк в Шенбруне. День рождения Хайдольфа.

До публикации объявления в "Фальтере" надо ждать полторы недели. Газета еженедельная, поэтому это длится так долго. Занятия в университете и в Академии Художеств начинаются лишь в октябре.

Нудный роман Ингеборг Бахман я с трудом дочитал.

В один из воскресных дней я созвонился с Юрой, и мы пошли с ним гулять в Шенбрун – летнюю резиденцию австрийских кайзеров, раскинувшуюся на юго-западе Вены на обширной территории с дворцами, парками и городским зоопарком.

В Шенбруне австрийские старушки кормили многочисленных живущих там белок орехами и сухарями. Японские туристы, забравшись на

Глориетту, фотографировали панораму города. Дети шли с родителями в зоопарк. Мы тоже хотели пойти в зоопарк, но входной билет стоил довольно дорого. Юра не играл, денег у него было мало. У меня тоже было мало денег. Представиться русскими культурным и военным атташе у нас не хватило наглости, поскольку мы осознавали всю нелепость ситуации, если русский военный (культурный) атташе начнет просить пропустить его бесплатно посмотреть на слона или бегемота!