Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

Лиза одобрительно кивает.

– Думаю, это не поможет.

– Может, и не поможет, но все равно попробовать можно. Когда я первый раз была в России в 1993 году, я работала не в консульстве, а в частной фирме. Тогда к нам тоже приходили бандиты. Один раз даже с автоматами. Мы продавали финские кухни. Иногда было страшно. Поэтому я не хотела тогда здесь долго остаться и вернулась в Финляндию.

– А ты давно работаешь в консульстве.

– Я приехала сюда в августе.

– Тебе здесь нравится?

– Я не знаю.

В "Лаборатории" мы сидим уже около двух часов. Хозяйка кафе уже выпроводила дяденьку, которому жаловалась, предварительно его чем-то покормив. На их место приходят две разряженные, возбужденные девицы, в которых я узнаю наших старых знакомых. Нет ни малейших сомнений, что они идут прямиком от Гадаски. Они наперебой что-то горячо обсуждают, делятся, очевидно, свежими впечатлениями.

– Ну, как было? – кричу я им через столик.

– Она теперь звезда! – гордо говорит более страшная, указывая на более симпатичную.

– Ты их знаешь? – спрашивает меня Пия.

– Второй раз в жизни вижу. Как и тебя, впрочем…

Пия с Лизой вдруг собираются уходить.

– А как же Тимо? – спрашиваю я Лизу. – Ты ведь сказала, что он еще вернется?

– Он придет позже и сразу ко мне домой. Мы идем сейчас ко мне. Ты хочешь пойти с нами? Это совсем близко. Я тебя приглашаю.

Мы выходим на улицу в темную петербургскую ночь, местами освещенную уличными фонарями, и поворачиваем по Чайковского к Таврическому Саду. Моя интуиция просыпается и начинает нашептывать мне, что домой я, может быть, вернусь только завтра. Я бросаю взгляд в сторону своего дома, где меня ждет Гадаски. Может ему позвонить и взять с собой? Нет, я не буду этого делать. Я брошу его, как бросал он меня ради своих баб в Лондоне. Пусть поскучает. В конце концов, он может сходить в "Конюшенный двор" или позвонить девушке-микроцефалу.

У Таврического Сада мы поворачиваем по Потемкинской налево и идем в сторону Невы. Проходим мимо Павильона Цветов, переходим Шпалерную. Перед нами слепые зеницы окон закрывшегося много лет назад гастронома. Мы проходим мимо и заворачиваем в подворотню.

– Здесь живет Пия, – сообщает мне Лиза и кивает на первый подъезд справа. – А я живу там дальше, через двор.

Построенный во времена перестройки, комплекс элитных домов на Набережной Робеспьера выглядит внешне уродски. Тогда строить жилье получше еще только начинали. Посередине двора находится, обнесенная забором, охраняемая стоянка для автомобилей.

– Здесь стоит моя машина, – говорит Лиза.

– У меня тоже скоро будет машина, – говорит Пия.

– У меня есть собака, – предупреждает Лиза. – Ее зовут Кулка. Это по-польски.

Я знаю, что это значит. Кулка – в переводе с польского означает "пуля", "пулька". Кулка – это длинная рыжая такса, радостно встречает нас в прихожей лизиной квартиры, подпрыгивая от необузданных эмоций, как мячик, чуть ли не потолка.

Навстречу с учебником математики в руке выходит широкоулыбающийся Ян.

– Кулка, Кулка, Кулка! – зовет Пия, протягивая собаке тапок.

– Мы будем пить "напуй фирмовый", – заявляет нам Лиза.

– А что это такое? – спрашиваю я, хотя знаю, что "напуй фирмовый"

– это фирменный напиток. Просто, меня интересует состав.

– Это то, что пьют все финские дипломаты в Варшаве, – авторитетно объясняет Лиза, – это "Зубровка" с "сокем яблоковем".

С этими словами она достает из холодильника бутылку "Зубровки" и пакет яблочного сока, и смешивает нам гремучий коктейль. На вкус это вполне неплохо, но я сразу чувствую, как резко бьет этот напиток в голову.

Квартира Лизы выглядит уютно. Внутри дома вообще все не так, как может показаться снаружи. Потолки чуть выше советского стандарта, а комнаты чуть больше. На полу паркет. Квартира Лизы со вкусом обставлена финской мебелью. На стенах картинки польских художников, с которыми Лиза дружила в Варшаве, на подоконниках – деревянные африканские статуэтки людей и слонов.

Мы берем наши стаканы и отправляемся в ливинг-рум, где в форме каре стоят мягкие диваны перед огромным телевизором "Sony". Лиза рассказывает об Африке и ставит видеокассету с фильмом "National Geographic" в видеомагнитофон. По экрану начинают бегать жирафы и леопарды, а мы продолжаем болтать и напиваться.

Вскоре к нам присоединяется Тимо. Он уже успел переодеться и выглядит совсем не официально. Пия спохватывается:

– Ой, мне надо найти Кая!

– Пусть он приходит сюда! – говорит Лиза.

Пия идет к телефону и начинает обзванивать различные места, в которых может находиться Кай. Все это квартиры финнов, живущих на Робеспьера. Кая нигде нет. Она начинает волноваться. Наконец, она его где-то находит.

– Сейчас он будет сюда ходить, – говорит она мне по-русски. -

Давай посмотрим, что делает Ян!

Ян делает уроки. Он учится в American International School. Все учебники у него американские, на английском языке. Сейчас он решает задачу.

– А финская школа здесь есть? – любопытствую я.

– Есть, в финской школе учится Кай. Там мало учеников и она не такая хорошая, как американская.

– Почему же он в ней тогда учится?

Мой вопрос Пия оставляет без ответа, так как в этот момент является Кай. Он действительно рыжий и весь конопатый, как в мультфильме. Ян сразу бросает уроки и достает фотоаппарат.

– Будем фотографироваться, – предлагает Пия.

Я достаю резинки для волос и делаю себе хвостики. Лиза находит черные солнцезащитные очки. Тимо где-то находит красную кепку "Феррари". Кай и Ян корчат страшные рожи. Вокруг нас неутомимо прыгает Кулка. Мы фотографируемся. Я обнимаю Лизу и Пию. Я даю им мерить свои очки. Я меняю свои прически, завязывая резиночками причудливые хвосты – то сверху, то спереди, то сбоку.

После фото-сейшена мы снова налегаем на "напуй фирмовый". Я сижу уже рядом с Пией и осторожно трогаю ее за коленку. Затем ее рука оказывается в моей. Мы обмениваемся с ней говорящими взглядами, и по ее глазам я вижу, что ей ужасно хочется со мной целоваться.

– Нам завтра надо работать, а детям в школу, – говорит Пия, – надо ходить домой!

Ян, Лиза, Тимо и Кулка идут нас провожать. На улице, немного отстав от веселящейся компании, мы с Пией начинаем украдкой целоваться. Впереди оглядывается Кай и кричит нам что-то по-фински. Пия ему отвечает.

– Что он сказал? – спрашиваю я.

– Он сказал, чтобы мы не целовались.

– А ты?

– Я сказала, что мы и не целуемся! Правда?

Но ответить она мне не дает, заслоняя мой рот своими губами. Я нахожу своим языком ее язык, и чувствую себя великим лингвистом, достигшим исторического слияния русского и финского языков. Я беру ее голову в свои руки, и мы молча стоим посредине заснеженного питерского двора, соединенные в затяжном интернациональном поцелуе.