Владимир Яременко-Толстой - Мой-мой

– Не знаю. Мы сейчас вот уже полгода в Москве, Джо там работает переводчиком в международном строительном концерне, а я, как жена декабриста, последовал за ней. Кстати, мы покупаем квартиру на Моховой, уже смотрели. Отличный вид из окна! Недалеко от Театральной Академии.

– Поздравляю! А как вам СКИФ?

– Это такое говно, что здесь можно только напиться, что мы и делаем. Здесь все напиваются. Там вверху продают пиво, и там тоже. Больше никаких развлечений.

– А как же обещанные три площадки?

– Три площадки-то есть, но ты сам посмотри, что там!

Я люблю Петра Белого за то, что он честный. Он говорит правду, а не изворачивается. Другие будут говорить завтра людям, на СКИФ не попавшим – "Это было так классно! Такой нищак! Мы так оттянулись! Встретили там Аньку и Тамарку, они были такие бухие, просто – пиздец!", а Петр Белый не стыдится того, что здесь всем самым банальным образом насрали на голову, и говорит прямо, как есть – "это говно!".

– А где Сузи? – спрашивает Ольга.

– Она уже ушла. Западному человеку трудно все это понять, тем более что Сузи не пьет. А вы пейте, пейте! Мы тоже уже скоро пойдем, мы здесь с самого начала – с шести, ну сколько можно? Не оставаться же здесь до утра?

– Что, даже открытие не было интересным?

– Да ну тебя, с этим открытием! Вы хитрые, сами-то позже пришли!

– Здесь где-то должен бы быть фуршет, – философски замечает Ольга.

– Да, – соглашаюсь я, – пойдем, поищем. О, смотри – вон пробежал

Африкан! Значит это туда по проходу. Вперед, нюх меня никогда не обманывает!

Ольга обнимает меня за талию и целует в темном укромном местечке второго этажа. Она считает меня уже своим мальчиком и проявляет избыточную сентиментальность. Даже менеджеры телефонной компании "Петерстар" – четыре огромных импортных хряка, встреченные нами на лестнице и виденные уже мной прежде в "Конюшенном Дворе", не упускают возможности пожелать мне с американским акцентом, но без юмора, быть с Ольгой внимательным – "Take care of Olga, she is a good girl!". В компании "Петерстар" Ольга проработала четыре года, и была там на хорошем счету. Да, Ольга исполнительна, ответственна и недурна собой, но я на нее зол.

Я зол на нее за Анну Воронову, мною ради нее брошенную, я зол на нее за этот поход на СКИФ, и даже за эту встречу с менеджерами "Петерстар", сующими не в свое собачье дело свои свинские рыла. Чего доброго от подобных пожеланий Ольга захочет выйти за меня замуж! Хватит с меня пока одной претендентки! Та хоть иностранка и не станет в случае чего клянчить у меня корку хлеба.

Да и вообще, за границей я стал избегать вступать в интимные связи с русскими женщинами. Я никогда не хотел мешать им охотиться за фирмачами, выскочить замуж за которых было их розовой мечтой, желая при этом, чтобы они не мешали мне. Русские женщины и мужчины ценятся за границей не парами, а врозь. Многие эмигранты этого не понимают, поедая друг друга и не позволяя друг другу жить. Там иной мир, и всегда хорошо, если один из партнеров в нем свой, а не когда оба – чужие.

Скажу откровенно – русская женщина мне неинтересна. Может быть, оттого, что я знаю всегда наперед, что она скажет, сделает или подумает, и на что она может быть способна. Русская женщина интересна мне лишь в постели. Здесь она может не знать себе равных, будучи нежной, любвеобильной и изобретательной, если, конечно, она того хочет. В русской женщине мне интересна лишь русская баба с ее страстями и похотью. Но если в русской женщине нет русской бабы – тогда она мне не интересна. Это, если говорить об индивидуальном подходе.

Вообще, я никогда не думал серьезно о том, какой тип женщин я люблю. А художник Будилов – думал.

– Я люблю женщин, которые любят деньги, – однажды признался мне он. И продолжал: – Но денег у меня никогда нет, поэтому я несостоятелен как мужчина. Мне нужны деньги. Много денег, а не те гроши, которые я зарабатываю летом в Норвегии. Я должен стать поп-звездой! Знаменитым рок-музыкантом! Надо срочно что-нибудь предпринимать!

Недавно Будилов организовал группу "Китай" и упорно с ней репетирует. Вот несколько строчек из текстов, сочиненных ним для его первого диска – "Линии наших рук – это нежные цепи", "В стакане так вода чиста, как будто это пустота" или "Черная смерть, изумрудный Китай, я и при жизни попал сразу в рай!" Но его дочь Полина говорит, что ему надо делать рэп. Потому что рэп, это то, что нравится ей.

Глубоко-глубоко в глубине коридоров мы находим большой зал с обжорными рядами. Людей мало. Столов много. Стоят они по периметру и на них наставлено бутербродов и закусок, фруктов и сладостей. Нет только алкоголя. Идти назад за алкоголем – лень. Поэтому довольствуемся кофе и чаем, которыми можно разжиться в дальнем закутке.

Мы с Ольгой подсаживаемся и начинаем поглощать бутерброды. Время от времени кто-нибудь проходит мимо и меня узнает. Вообще я удивлен тому, как много людей я знаю. Некоторых я не могу вспомнить и прошу напомнить, если они здороваются или кивают. Из далекого прошлого выплывают давно забытые истории и давно увядшие страсти. А вот идет Гайка, выхватывая то там, то тут виноградины, приколотые зубочистками к кусочкам сыра. Замечает меня, обнимаемся. А вот подходит Танечка – подруга живущего в Стокгольме финского художника Генри Грана, которого осенью я брал с собою в Сибирь вместе с его приятелем Вальтером Кокотом.

Я запомнил сон, который рассказал нам ночью Вальтер Кокот, когда мы шли через границу в Монголию. Границу нам показал проводник-тувинец. Сам он идти наотрез отказался, оставшись вместе с шофером арендованного нами Нисана разводить огонь и готовить ужин. Мы шли вдоль озера при свете луны. Граница в тех местах четко не обозначена, и мы не знали, в Монголии ли мы уже, или пока еще нет.

В какой-то момент у меня распустился шнурок моего ботинка, и я остался его подтягивать. Когда я догнал Вальтера и Генри, ушедших за это время довольно далеко вперед, Генри сказал мне

– Владимир, только что Вальтер рассказал мне сон, который он видел в поезде, когда мы ехали из Москвы, где-то под Новосибирском. Вальтер очень хотел погулять в Новосибирске по ночному вокзалу, поэтому он не спал, и ждал, когда поезд прибудет в Новосибирск. Однако, в какой-то момент он все же уснул.

– Да, я уснул, – подтвердил Вальтер. – И когда я уснул, я увидел своего друга Хоя. Мой друг Хой – китаец, и мы вместе работали над одним серьезным проектом.

– Я тоже участвовал в этом проекте, – сказал Генри.

– Когда я увидел Хоя, он висел в воздухе, и у него не было ног.

Это были только туловище и голова Хоя.

– А руки у него были?

– Рук я не помню, но, мне кажется, что руки – были.

– Это очень странно, – сказал Генри, – что у Хоя были руки, но не было ног!