Виктор Караваев - ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА

"безпеке" в уши дует… Короче, капитан, ты все понял, так что давай расставаться по-хорошему.

Так и оказался Свиньин в налоговой полиции.

Буквально на второй день после назначения, собрав оперов у себя в кабинете, новый начальник скинул пиджак, показав несвежую рубашку и сдобрив воздух тяжелым запахом пота, что вызвало легкий смешок. И начал сразу в бой: борьба с нелегальным оборотом "налички" не ведется, и как же вы могли такое допустить, особенно среди граждан других стран.

Факты оборота "черного нала" на территории действительно были, и по возможности их старались раскрывать, но фирмы-однодневки …часто…просто меняли адреса, найти и проверить их было трудно. Однако начальство и статистику это мало интересовало.

– Так вот, товарищи офицеры, если мы хотим войти в квартал без хвостов, нам нужно семь, а лучше восемь раскрытий.

– Товарищ майор, разрешите вопрос. а как мы раскроем восемь преступлений, если у нас ни одного нормального фигуранта: одни китайцы, которые сегодня на одном адресе живут, а через месяц на другом, а у ОВИРА данные на них получать можно до второго пришествия.

– Не дрейфьте, мужики. Есть идея.

Следующим утром отдел в полном составе выкатился на первое раскрытие. Вместе с операми на заднем сидении трясся вьетнамец Чонг Ванг, который всю свою жизнь тоже прослужил в органах, но, поведясь на якобы баснословные заработки его земляков на Черкизовском рынке, приехал сюда, был ограблен своими же земляками и, оставшись без копейки денег, прибился к райотделу полиции. В молодости он даже учился в СССР, довольно неплохо знал русский, и очень часто мы привлекали его в качестве переводчика, а однажды он помог нам успокоить толпу своих сограждан, требовавших выдать вьетнамца, задержанного за торговлю суррогатным пойлом. В отделе он считался почти своим, и опера, особенно сердобольный Валерик, старались помогать ему, периодически подкидывая денежку из оперативных расходов.

По замыслу нового начальника, Чонг должен был изображать торговца-вьетнамца и стоять с товаром у входа в рынок. на нем был закреплен радиомикрофон, и в случае подъезда к нему рэкетиров он должен был выяснить от них, что это наезд, и передать им предварительно меченые купюры. После того как деньги передавались, происходил собственно захват.

Первый шок случился у оперов, когда начали выгружать товар: это было пиво. оказалось, что жена нового начальника работает в какой-то пивной фирме, и товар был взят у нее на реализацию. Ход был действительно тактическим, потому что стояло лето, а денег, дабы внести предоплату за другие товары, не было.

Выгрузив вьетнамца в ста метрах от рынка, Сашка и Витек остались наблюдать. Начальник с Валериком развернули оперативнокомандный пункт в ближайшей шашлычной. Чонг расположился у входа в рынок и стал торговать.

Первым человеком, подошедшим к нашему "живцу", была женщина лет сорока. Бойко поинтересовавшись, чего он здесь стоит, она рекомендовала ему перейти чуть подальше под дерево, чтобы, когда начнет припекать солнце, он оказался в тени. Передвинувши ящики под дерево, Чонг оказался в кругу заботливых бабушек, которые сразу начали обсуждать Хо Ши Мина. Покупатели периодически подходили, пиво понемногу продавалось, а клиентов так и не было.

К обеду к Чонгу подошел паренек, который оказался помощником участкового, проверил у него документы и, взяв бутылку пива, исчез. Через час полицейские столкнулись с проблемой, что пиво закончилось, а вымогатели так и не появлялись. Гению оперативного мастерства уже вежливо намекнули, что пора уже и закончить, но в ответ услышали о богемности злодеев, встающих поздно и начинающих работать в обед. Тогда к Чонгу был направлен гонец за кассой на приобретение нового товара в соседнем супермаркете. Через полчаса товар был доставлен, и торговля развернулась с новой силой. Еще через некоторое время проходивший мимо алкаш попытался спереть бутылку пива, но был задержан группой прикрытия в соседней подворотне, чему был очень удивлен, и принес пиво обратно. Рэкетиров так и не было.

Операцию решили сворачивать. Опера подрулили к Чонгу и, окружив его, начали помогать ему собираться. Но не тут-то было.

Вокруг образовалась толпа бабушек, которые начали кричать, что они рэкетиры и их место на нарах. И тут, как назло, появился патруль омоновцев, который услышал крики и прибежал на них. Сашка и Витек были грубо уложены на асфальт. Только вмешательство Валерки, размахивающего удостоверением и свирепо таращившего глаза, спасло их от пинания ногами.

Оказалось, что данный рынок в свое время принадлежал одному из криминальных авторитетов, который, выбравшись в депутаты, дал обещание (и, надо сказать, его исполнил), что на этом рынке поборов не будет. Вывод был ясен: готовясь к подобного рода мероприятиям, тщательно проводите рекогносцировку. Ибо можно быть битыми.

Но самое большое открытие ждало позже: Чонг за день заработал больше, чем наш опер за неделю. Так он и стал торговать пи вом. Сейчас у него небольшой павильон, где, став впоследствии друзьями, опера периодически собираются и за пивом вспоминают боевое прошлое.

"В ту пору, когда я служил на театре…" Старые русские актеры, особенно дореволюционной школы, всегда говорили именно так: "Я служил на театре…" Теперь этот речевой оборот подзабылся, из употребления вышел. А жаль! Жаль. Но, хоть и забылись слова, дух театральный не умер. Если "столкнулся" человек с театром, поработал на сцене или всего лишь рядом, то сроднился с ним душою навсегда. Проходят годы, десятилетия, но вдруг (вдруг ли?) человек произносит фразу:

– В ту пору, когда я служил на театре…

В налоговой полиции работают люди самых разных профессий: журналисты, бывшие сотрудники милиции и госбезопасности, военные, педагоги. Есть у нас даже фотомодель… И бывший театральный пожарный. Вы уже поняли?.. Ну конечно, вы поняли.

Совместное со-су-ще-ство-ва-ни-е актера и пожарного в одном коллективе – это нечто. Аркадий Варламыч за шесть лет служения Мельпомене сменил несколько разных театров. Рассказывая об актерском прошлом, склонен немного э.э… увлечься. Но, повторюсь, несильно.

Никому никогда не придет в голову назвать Аркадия Варламовича Аркашей. Он вальяжно курит дорогие сигареты, носит галстуки и даже к инспекторам ГАИ обращается: "Э-э-э, голубчик…" Инспектора смущаются, понимают, что остановили не того.

Его знали все – от простого опера до важных чинов из управления. Ему единственному дозволялось приходить на работу не к девяти, а многим позже, не отпрашиваясь у руководства, исчезать среди дня, возвращаясь порой под хорошим хмельком. И начальник следствия, свирепого нрава которого боялись даже собственные замы, почтительно слушал его, почти всегда соглашаясь с ним. Мало того, бесцеремонный, обращавшийся ко всем без исключения пренебрежительно, не иначе как по фамилии, начотдела уважительно величал следователя Варламыч и никогда не приказывал ему, а лишь просил.