Андрей Голяк - Ничего, кроме настоящего

Весьма приятственная штучка, скажу я вам. Старался я изо всех сил, и не обратил внимания, что какой-то мерзавец упорно и методично ломится в мои двери. Коротко матюкнувшись, я поплёлся открывать.

Оказалось, что это не мерзавец, а мой друг Паша. Он весь светился изнутри благостным светом, и у меня не хватило духу отчитать его за то, что мешает порядочным людям заниматься делом.

– Привет, старик! – поприветствовал меня соратник, проникнув в жилище.

– Здорово! – нелюбезно отозвался я.

Паша прошёлся по комнате, заглянул в ноты, ткнул пальцем в клавишу доисторического сентезатора, который я одолжил у знакомого, дабы практиковаться в клавишизме. Инструмент издал неприличный звук.

– Занимаешься, значит? Ну и как? Получается?

– Ничего, помаленьку…

– А Мурку можешь?

– Нет, Мурку не могу! А Битлз могу и "Лунную сонату" тоже могу!

Ты, если не по делу, то сядь в углу и не отсвечивай. Сам себя развлеки, я через полчасика освобожусь.

– О`кей! – гость покорно уселся в кресло и уткнулся в потрёпанную

"Рок-Энциклопедию".

А я, перестав на него отвлекаться, снова зарылся в ноты. Изредка я ловил на себе его изучающий взгляд. Через сорок минут с работой было покончено. Я закрыл свои шпаргалки и облегчённо потянулся.

– Занимаешься, значит? – опять прогундосил Паша, подражая какому-то герою не виденного мной фильма.

– А что?

– А то, что завтра мы играем на "Весне Лесотеха", вот что!

– Трындишь, подлюга!

– Когда это я трындел, – обиделся Паша, – я всегда говорю правду, только правду и ничего, кроме правды!

Как его при этих словах не убило громом небесным – не знаю. Скажу только, что большего звездуна, чем Паша, сложно было отыскать. Он славился как непревзойдённый мастер виртуозного наёбывания ближних своих. Делал он это и просто из любви к искусству наёбки, и для того, чтобы потом всласть высмеять попавшегося на его удочку простака. Следует также отметить, что частенько помогал ему в этом и я – вот она, гнусность человеческой натуры.

После какого-нибудь часа словесной эквилибристики, перекрёстных вопросов и попыток поймать Пашу на вранье, я, наконец, поверил, что мы действительно играем на "Весне Лесотеха".

Каждый вуз в нашем городе имел обыкновение в апреле-мае проводить студенческий фестиваль, который назывался "Весна Лесотеха", "Весна

Политеха" и т.п. Эти мероприятия пользовались популярностью в студенческой среде, и можно было ожидать, что слушать нас будут не сто-сто пятьдесят человек, а семьсот-восемьсот! Вот это да!

– А сейчас оденься поживописней, и едем к нашему декану. Он хочет встретиться с руководителем группы.

– В шесть секунд!

Я натянул вытертые джинсы с шикарной заплатой на полштанины, клетчатую рубаху и распустил волосы, которые обычно носил собранными в хвост.

– Поехали!

Декан оказался клёвым дядькой. Разговаривать с ним было очень даже интересно. Как выяснилось, он обожал "Флойдов" и "Цеппелинов".

Этим он меня купил сразу. Обсудив всё, что касалось грандов мировой музыки, мы перешли к таким мелочам, как условия выступления, аппарат и транспортировка нашего барахла в зал, где нам предстоит играть.

Всё решилось быстро и оперативно. В качестве транспорта нам выделили целый автобус, аппарат пообещали знатный, время выступления отдали на наше усмотрение. Кстати, было выяснено, что руководство факультета ни в коей мере не смущает то, что мы являемся русскоязычной группой.

На следующий день в назначенное время к нашей точке был подан автобус. Несколько студентов, выделенных деканом на роль грузчиков, быстренько закинули в него наши пожитки. В каких-нибудь полчаса мы домчались до места выступления. Разгрузились, расставились, вызвучились. Всё чётко, быстро, красиво. Чёрт подери, приятно, когда все проблемы по организации концерта решает тот, кто их должен решать! А нам осталось приехать, включиться и играть, играть, играть! Лафа! Звучок достаточно качественный, на сцене комфортно, публика гарантирована. Что ещё нужно для счастья?

Вечером мы стояли за кулисами и наблюдали за ходом концерта. Не знаю как другие, но я очень смутно представлял себе, как мы впишемся в эту тусовку. Программа была своеобразной. Толстых бандуристок сменял заикающийся бард, потом выскакивала толпа потных танцоров-народников, после которой трепетные барышни пели про

"Червону Руту". Короче, представить в этом компоте нас было трудновато.

Мы шли гвоздём программы. После того, как отскулили бандуристки и оттопырились танцоры, объявили нас. Встряхивая распущенными патлами, я выскочил на сцену. На переду моей майки красовалась роскошнейшая дыра, демонстрирующая публике правый сосок и курчавую растительность на груди. Вытертые джинсы с привычной заплатой и гора всяческих

"фенечек" довершали образ. Палыч был в бандане и в клетчатой вытянутой рубахе, достававшей ему до колен. Паша и Батькович выглядели несколько элегантней, но всё равно на этой сцене под лозунгом "З народного напившись джерела"3 смотрелись, мягко говоря, нелепо. Клава была в своём репертуаре – девка для траха.

Нас приветствовали свирепым, леденящим душу воем. Выкатив от изумления глаза, я рассматривал "группу поддержки", нёсшуюся во весь опор к сцене. На ходу они расталкивали солидных деканов, доцентов и прочую преподавательскую шелупонь. И выли при этом так, что даже у меня мороз по коже шёл.

– Интересно, откуда они узнали, что мы сегодня будем здесь? – заинтересовался Палыч.

Но я решил, что ломать сейчас над этим голову просто неумно. Я приветствовал их ответным воплем и пообещал оттянуть на полную катушку. Зал, затаив дыхание наблюдал за развитием событий. По лицу декана было видно, что всё происходящее ему активно не нравится и что он начинает сожалеть о том, что оказался слишком прогрессивным для своей должности.

Я произнёс краткую речь, где призвал пипл расслабиться и дать волю инстинктам. На лицах же публики пока не было заметно никаких инстинктов, кроме инстинкта самосохранения. Да и тот возник только после появления нашей "группы поддержки".

Мы играли в основном новые вещи. Играли хорошо, с драйвом.

Публика в зале реагировала по-разному. Наши фаны, естественно, бесновались аки демоны, приводя в ужас стареньких профессоров и впечатлительных аспиранточек. Внушительная часть студентов изо всех сил старалась "соответствовать". А остальные с отвращением наблюдали эту вакханалию, приобретая стойкую ненависть к отечественной рок-музыке.

Апогеем разнузданности стало исполнение хита всех времён и народов "Опущенные уши". Под вступительную тему из "Ласкового Мая" весь народец, включая самых стойких, стал послушно хлопать в ладоши.

Ну а после того, как мы втопили панкуху, пипл взвыл от восторга и ринулся расслабляться. Ну а мы всячески потакали низменным страстям толпы (фу! как гадко!).