Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!

И тут этот самый несчастный дядька и завалился. На принятие решения в подобных ситуациях должно уходить максимум тридцать секунд. Могло и так случиться, что медика здесь вовсе бы не оказалось, и пока ему бы пихали в рот валидол и расслабляли ремень, он бы благополучно и помер. Хотя совсем не факт, что его тогда довезли до больницы или там уже запустили сердце. У него наверняка была фибрилляция желудочков, что требует специальных реанимационных мероприятий.

Жизнь человека вообще находится в цепи случайностей. У самой больницы, прямо напротив, как-то по осени сбило автобусом парня.

Шедший на работу в это самое время анестезиолог обнаружил, что пульса нет, и резким ударом кулака по грудине восстановил сердцебиение. Тут же очнувшийся парень сходу врезал своему спасителю в глаз. Что же касается вопроса резать или не резать трахею, то точно такая же дискуссия шла по вопросу: нужно ли при реанимации делать дыхание "рот в рот". Жизляй тут же вылез с тем, что он где-то прочитал статью, что якобы в Америке выяснили, что простые люди (то есть немедики) в связи с угрозой СПИДа и прочей заразы вовсе не желают делать дыхание рот в рот совершенно чужому человеку на улице хотя бы даже и через тряпочку, и поэтому вообще не оказывают никакой помощи. А вот непрямой массаж сердца делать могут практически все, поскольку тут нет непосредственного контакта слизистых оболочек и воздуха дыхательных путей, поэтому в Чикаго сравнили две группы: одни дышали "рот в рот" и массировали сердце, а другие – только массировали сердце и оказалось, что выживаемость в этих двух группах никак не отличалась, и отсюда сделали вывод, что можно производить только массаж, ведь все равно ведь какие-то сокращения грудной клетки происходят, и кислород как-то в легкие поступает. На это тут же, как и обычно бывает в медицине, была высказана масса противоположных мнений.

Жизляй сказал, что он лично согласен с американцами:

– Вот так будешь дыхание делать рот в рот, а у него, например, кавернозный туберкулез, СПИД или гепатит С. Возможно заразиться? Да запросто!

И тут же рассказал историю, как какие-то его знакомые заразились.

Таких историй у него было великое множество. Еще и добавил к этому:

– Говорят, что за границей врач просто может отказаться проводить реанимационные мероприятия без объяснения причин. У нас же ты это обязан делать в любом случае в течение тридцати минут, а иначе тебе могут предъявить обвинение.

– Ничего ты не обязан! И вообще главное это грамотно записать в документы, что ты их производил, – тут же был на это ответ кого-то из клинических ординаторов.

К слову был и такой случай. На отделении прошлой зимой лежал терминальный бесперспективный больной с раком почки, который вот-вот должен был умереть, но никак не умирал. Был он тоже откуда-то с юга, отчего постоянно окружен многочисленными родственниками. Шансов у него не было никаких, но родственники хотели, чтобы он все-таки оставался в больнице. Все и врачи и родственники уже устали ждать, когда же он умрет, а он все держался. Так продолжалось, наверное, уже месяц. Но однажды ночью на пост медсестры пришел его сосед по палате и сказал, что с ним все плохо: "Сосед-то мой помер!" Сестра, нисколько в этом не усомнившись, позвонила дежурному врачу, который только-только прилег. Тот сказал, полагая, что и так все ясно:

"Свяжи его и выкати к лифту! Я утром все запишу". Медсестра, зевая, как и полагается, бинтом связала ему руки на груди, накрыла простыней, вместе с кроватью выкатила из палаты и поставила до утра к грузовому лифту. Утром появилась санитарка-буфетчица Антоновна, которая подняла на лифте котел с кашей, и, выехав с тележкой в коридор, стала орать: "Отдыхающие, кому каши?" – "Мне каши!" – раздался голос из-под простыни, и оттуда высунулась рука за тарелкой

– как-то он там распутался. Антоновна от неожиданности села прямо в котел. Был страшный скандал. Медсестру тогда уволили, а врач получил выговор. А больной тот протянул еще целых две недели.

Один больной с лейкозом тоже очень долго умирал, и уже вроде как умер, и тут сидевшая рядом с ним жена вдруг заорала, напугав все отделение: "На кого ты нас покинул!", и тут он вдруг открыл глаза, схватил ее за руку и внятно сказал: "Что ты плачешь, у тебя же есть дети!" Все были потрясены силой такой любови, вернувшей человека на миг с того света, однако потом оказалось, что врач перед этим ввел больному преднизолон, чем продлил ему жизнь на несколько минут.

На конференции присутствовали и две врачихи с кардиологии. Они сидели прямо за Борисковым и разговаривали о нарушениях ритма.

Борисков как лицо заинтересованное прислушался. Оказалось, там, у них на отделении, у одной больной случались какие-то наджелудочковые тахиаритмии, ей сделали УЗИ сердца и будто бы нашли в перегородке между предсердиями маленькое отверстие. Существовал очевидный риск инсульта, и надо было внутривенно капать перекись водорода и смотреть, проходят ли в отверстие пузырьки, чтобы уже точно знать, есть оно или нет. Тут же рассказала она и про одного доктора с кафедры, который имел схожие проблемы, но это были уже эпизоды трепетания предсердий, и, будучи по делам в Америке, во время такого приступа обратился в тамошний госпиталь, но там восстанавливать ритм ему не стали, поскольку, несмотря на все его уверения, не было точно известно, когда этот эпизод случился, и все пять дней ему там просто постоянно капали только гепарин, за что потом взяли с него шесть тысяч долларов. Впрочем, по возвращении в Питер, это нарушение ритма тут же в больнице и купировали. Американцы, конечно же, поступили юридически грамотно: а вдруг бы он там у них помер от тромбоэмболии?

И риск такой был. И риск немаленький.

Под конец представили нового врача на ультразвуковую диагностику.

Профессор Терещенко в клинику привел уже своего сына, закончившего медицинский университет и после этого еще и клиническую ординатуру и специализацию по ультразвуковой диагностике. Посадили на хорошее хлебное место: эхография сердца и другие аппаратные исследования.

Наверняка сразу же будет писать диссертацию. Было ясно, что врачебные профессии, как впрочем, и другие, постепенно становятся клановыми, гильдийными, кастовыми, как уже и было в прошлом. Из поколения в поколение передаются профессии: сапожники, политики, артисты, писатели, художники, врачи. Есть некоторые секреты специальности, есть возможность помочь на ранних и самых трудных этапах – пробиться, раскрутить имя, а далее оно уже само будет работать. По наследству в нынешнее время передавались даже кафедры в государственных ВУЗах, музеи, чиновничьи должности, даже сами государства – вещи, казалось, не имевшие никакого прямого отношения к частной собственности, но тоже наверно бывшие неплохими кормушками, которые отдавать кому-то чужому было бы жалко. Кланы врачей, банкиров, певцов, артистов и так далее – в какой-то степени веяние нового времени. В чем-то возвращение к средневековью – к гильдиям. У Борискова даже была такая пациентка – глава какой-то там гильдии то ли кузнецов, то ли кожевенников. Сама она была по образованию юристом, защищала их права, и пользовалась, как председатель гильдии, какими-то особыми льготами и к тому же получала необыкновенно большую, – с точки зрения Борискова, конечно,