Владимир Митрофанов - Зачистка территории

Но это было позднее, а пока он продолжал переругиваться с Клавой, уклоняясь от летящих в него предметов, а его бывшие одноклассники шли дальше по улицам города. Павел продолжал массировать кисть правой руки, видимо, несколько пострадавшую в схватке.

– Да ты Марата-то, случаем, не убил? – обеспокоено спросил его

Шахов.

– Что ты такое говоришь! Типун тебе на язык! Нет, конечно, хотел бы убить – сразу бы и убил. А так – пусть лечится, – сказал Павел. -

Жалко, руку отбил.

– Да за что ж ты его кружкой-то? – спросил вдруг Хомяков, нервно прыснув смешком.

– Черт его знает. Так получилось. Сразу не упал ведь! Я даже испугался! – рассмеялся Павел.

– Э-эх, я вдруг почувствовал, что мне будто бы семнадцать лет!

Помнишь, как каждую субботу ходили на танцы в Ремизу? Ранней весной.

Ледок еще был на лужах, хрустел под ногами. Ах, какое забытое хорошее чувство! – мечтательно сказал Хомяков. Он не особо-то поверил, что Павел чего-то испугался. Он Павла знал с детства и не сомневался, что Марат был обречен с самого начала.

– Ладно, все, парни! – сказал Павел. – Я отчаливаю. В два часа иду с Дашей в музей! Хочу еще успеть побриться, зубы почистить, чтобы пивом не несло. Да, в баню-то идем? Значит, в семь часов встречаемся на прежнем месте.

– Вы встречайтесь, а я сразу туда подойду, могу чуть опоздать! А ты смотри, Павел, не упусти Дашу! – сказал Хомяков очень серьезно. -

Это, ей Богу, будет непростительная ошибка!

Павел и сам чувствовал это, поэтому, ничего не сказав, двинулся в сторону теткиного дома.

Шахов с Хомяковым и Димой Росляковым шли мимо магазина "Продукты

24 часа"

– О! Мой любимый магазинчик! – сказал Хомяков.- Я сейчас!

Кстати, магазин этот принадлежал ему. Буквально через минуту он вернулся, держа в руках три больших вымытых яблока. Угостил ребят:

– Надо пивной дух отбить, а то меня Татьяна запилит!

Потом Росляков тоже куда-то ушел, и Шахов с Хомяковым двинулись далее только вдвоем.

Хомяков, не переставая интенсивно с треском жевать яблоко, вдруг сказал, не глядя Шахову в глаза:

– Ты что, в Паше сомневался? Зря, ведь Паша всегда побеждал! Ну, разве что один раз в конце зимы перед армией нам хорошо вломили, так и то, потому что мы с ним здорово перебрали и оказались втроем еще с одним парнем против не помню уже скольких человек из Ремизы – пяти или шести. Мне тогда попало капитально, вот, – он ткнул пальцем себе в лицо, – шрам остался – бровь зашивали, но и то отбились. То есть меня-то и того парня вырубили почти сразу, а Паша отмахнулся. Я из канавы, когда пришел в сознание, смотрю: такой бой идет – бог ты мой! Но Паша все-таки остался на ногах. И меня потом до дома дотащил. Поставил к двери, позвонил и убежал. Мать открывает – и сразу в крик. Я стою весь в крови, бровь, как лоскут, болтается, нос сломан, одежда в грязи – с нее аж течет. Действительно поехали в больницу, зашивали бровь, нос вправляли реально – с хрустом. Неделю в больнице лежал с сотрясением мозга и еще недели две дома – читать даже не мог. А самая главная история, связанная с Пашей, состояла в том, что у моей Татьяны тогда был ухажер из ее же школы. И, не исключаю, что между ними была какая-то симпатия, особые отношения.

Мы тогда с ним, тем парнем, вели себя словно тетерева весной: пушили перья, ходили вокруг Танюхи кругами, толкались, а она смотрела на нас и выбирала. Интересно было бы узнать, что думает женщина, выбирая из двоих мужчин, когда у нее этот выбор, конечно, есть? Я никогда позже ей про это не напоминал и не расспрашивал. Вот сейчас только сам вдруг и вспомнил. Не все хочется вспоминать. Да и она вряд ли помнит теперь, что сама тогда думала и чувствовала.

Наверняка скажет: "Я уже все забыла". А тогда между нами, соперниками, назревало нечто типа дуэли – драка один на один, и мне как бы был сделан вызов. И я, – продолжал Хомяков, – честно тебе скажу, Арканя, немного прибздел, поскольку скорей всего этот поединок наверняка проиграл бы. Драться бы, конечно, пошел, поскольку деваться было некуда, но точно продул бы, потому что парень тот был очень крепкий, спортивный и вполне могло случиться так, что после этого боя я потерял бы мою нынешнюю жену навсегда, поскольку это поражение непременно между нами бы встал. Короче, неизвестно чем бы дело кончилось. Вспомни, как это вообще возможно было в восемнадцать лет прийти к девчонке битым? Все это выяснение отношений между нами происходило в фойе клуба перед дискотекой. Для моей будущей семейной жизни ситуация была, скажем так, критическая.

Ну, мы с ним уже начинаем заводиться, начинается махач, и тут внезапно появляется Паша. Он что-то краем уха услышал, что мы тут бьемся, сам был какой-то злой, возбужденный (то ли со своей девчонкой поцапался, то ли чего еще), влезает в драку, спрашивает того парня: "Хули ты тут выебываешься?" – как тут же и врезает ему сходу – да так, что тот отлетел с треском в составленные к стене стулья, и уже больше его никогда и не видели. Впрочем, я просто не интересовался. Как-то все это дело сразу уладилось, хотя Татьяна некоторое время на меня и дулась, мы стали уже тогда с ней вместе жить и вскоре поженились. Тут именно я настоял: честно сказать, боялся, что она выйдет замуж, пока я служу. Знаешь ведь, что Пашкина девчонка его не дождалась – выскочила замуж за Мишку Королева? А

Татьяна меня ждала, да и куда ей было деваться – замужняя, – на танцы уже одна не пойдешь. Да и мать моя присматривала. Потом я в отпуск приезжал – она сразу и забеременела. Представляешь, я уже пятнадцать лет женат, и даже забыл, как это – быть не женатым. Даже странно, как это люди холостые ходят. Кстати, вовсе и не жалею, что рано женился, потому что у нас не было многих проблем, какие есть у знакомых ребят, женившихся поздно, хотя бы таких, как бывшие мужья и жены, дети от первых браков, прежние любовники, проститутки, венерические болезни и куча всякого дерьма и лишнего, как я считаю, совершенно ненужного опыта. Представь только, женщина (они ведь обожают обсуждать личную жизнь) скажет подругам: "Вот у Ваньки-то, моего бывшего, член был куда больше! Он, конечно, был пьяница и бабник, но зато каков в постели! Бывало, целую ночь спать не давал, да еще и в течение дня пристраивался, а этот…" Мне эту их беседу, кстати, сама моя Татьяна с возмущением и передала. Ее тоже глубоко поразил тот цинизм, с которым тетки говорили о своих мужьях – ведь, по сути, самых близких людях. А ведь если бы она была до меня замужем, то ни за что бы это не рассказала, и ее бы это вовсе не возмутило. А вот, кто это ей говорил – она ни за что не выдает – тут, понятно, женская солидарность!

– И вот еще что, – продолжил Хомяков. – Вот мы, считай, целый час разговаривали, вспомнили кучу народу, кто как живет, но ты хоть чего-нибудь узнал про самого Пашку? Хотя бы где он сейчас живет? В