Петр Алешковский - Институт сновидений

Меж тем Фомка как-то забрел к бывшему шефу, и подслушал разговор: из Питера поступил заказ на икону святого Христофора. Пацанов лезть в церковь ломало, тогда Бес из бахвальства заявил, что сегодня же обделает все сам. Ночью он залез в храм. Только вырвал икону из иконостаса, как Фомка на колокольне ударил в набат. Вор – на улицу. Фомка слетел с колокольни стрелой, догнал, вырвал икону. Бес ударил его ножом в грудь. Набежали люди и грабителя скрутили. Подоспел и настоятель. Фомка, не сводя глаз с иконы, умер у него на руках. Тут только разглядел отец Артемон, что спаситель сокровища – шимпанзе.

Бес так надоел нашей милиции, что ему дали по максимуму: двенадцать лет строгого режима. Отец Артемон долго молился, а после отписал наверх про святого обезьяна. Вдогон полетел донос отца Павлина Придворова, где сообщалось, что шимпанзе стоял литургию, тогда как известно: в храм из зверей допускаются только кошки, ибо одни своего кала не поедают.

Как рассказал звонарь епископа, днем ранее верующие в старгородском соборе, которым не хватило места на чине елеосвящения, до крови покусали охрану владыки. Сочтя письмо о чудесах чуть ли не ересью и устав от народных волнений, епископ тихо отправил отца Артемона на пенсию, отца Павлина перевел в Мокрую Тундру, просвещать язычников. Весть о чуде облетела город, шептались, что Фомка перед смертью принял человеческий образ. В церкви прибавилось верующих. Обезьяну-героя схоронили за кладбищенской оградой, но паломники протоптали к могилке тропу. Доходную церковь отдали монахам Борисоглебского монастыря. Их игумену старгородские бандиты подарили новый «Ягуар», чтоб за них молился. Народ немедленно перекрестил его в Ягуария. Многие принимают имя за чистую монету, а что – звучное имя, ему подходит.

Роза Мусаевна Бахтиярова после сталинских лагерей не вернулась в столицу. Экс-балерина осела у дальней родственницы в татарской слободе и создала танцевальную школу при заводе «Подшипник». В 1995-м она тихо скончалась и была похоронена на Христофоровском кладбище. Труппа со смертью Розы Мусаевны захирела и развалилась – все там дышало ее гением. Старгород стал ее судьбой, школа – делом, как казалось поначалу, порушенной жизни. Следователь на допросе сломал у нее на глазах крылья для тренировки, переданные ей английским дипломатом от полусумасшедшего Нижинского. Она была строга, мечту пестуемых ею девочек о большой сцене пресекала жестко: «Здесь родились, здесь и пригодились».

Айгуль Сараева, наше национальное достояние, великая летающая балерина – ее воспитанница. Рифат Сараев хотел сделать из дочери златошвею, какой была его рано скончавшаяся жена. Танцовщица, говорил он, не профессия, а сплошное несчастье. Девочка отца боготворила, плакала, но отказаться от танцев не могла. Когда же в последнем классе школы она влюбилась в Васю Перышкина, отец, мечтавший о муже-татарине, и вовсе перестал с ней разговаривать. Васю забрали в армию. В первую чеченскую компанию он погиб в Грозном.

Стояла весна, птицы распевали брачные песни. Айгуль сбежала с поминок и случайно набрела на лавочку старого Камбиза, что с незапамятных времен торговал у проездной башни кремля всякой рухлядью. Перс и сам походил на башню: грузный и нечесаный, он восседал на массивном табурете: ноги – воротные столбы, бешено блестящие глаза – два фонаря над ними. Девушка зашла внутрь, Камбиз моргнув глазом, поприветствовал ее. Среди пионерских горнов и резных прялок Айгуль углядела маленькие крылышки в осьмушку на кожаных застежках. Стесняясь старого перса, она примерила их перед зеркалом. Крылья пришлись в самый раз: не стесняли движение и не терлись о лопатки.

– Не боишься? – спросил старьевщик.

– Чего уж теперь, – ответила Айгуль.

Владелец лавки принял ее мелкую купюру, провел банкнотой по полкам с товаром, как бы скрепляя договор с судьбой.

С крыльев в осьмушку, слепленных неизвестно кем и где, началась новая Айгуль Сараева. Она поставила балет «Эвридика». Обнаженная и дико сексуальная, гибкая, как плеть, она взрывала трагический воздух, пролетая над сценой – вся живое чувство, а приземлялась уже печальной, отрешенной тенью из царства мертвых. Айгуль подчеркнула гримом свои раскосые глаза, отчего в лице проявилось нечто томное и животное, как сделал великий Нижинский в «Послеполуденном отдыхе фавна». В «Старгородском глашатае» в статье «Секс на сцене» один остолоп обругал ее новаторский танец. Тогда она удрала в Питер, потом в Париж, и скоро стала знаменита на весь мир.

«Ночной полет», принесший ей славу, мы смотрели вместе с Розой Мусаевной на ОРТ. Старая балерина болела, я зашел ее навестить. Айгуль летала над сценой в больших семижильных крыльях, исполненных на заказ, которые делает лишь один потомственный крылодел из Вероны.

– Улетела птичка. Не сгодилась, – прокомментировала выступление старая учительница.

Через неделю Бахтиярова умерла. Через месяц скончался сапожник Рифат. Айгуль не приехала их хоронить. Этот факт долго мусолила желтая пресса. Айгуль не дает интервью, она вообще почти ни с кем не разговаривает и всегда выглядит так, будто живет на другой планете, поэтому ее часто упрекают в заносчивости и гордыне. Журналисты окрестили ее «печальной дивой» – Сараева всегда исполняет трагические партии.

Недавно я встретил на улице начальника управления культуры Волокитина, заговорил с ним о памятнике, что город обещал поставить на могиле Розы Мусаевны.

– Сейчас не время, приоритет – национальные проекты, все деньги отдаем учителям и врачам.

Мне стало не по себе, я зашел на кладбище. От ворот отъезжал большой «Роллс-ройс» с черными стеклами. В Старгороде такие не водятся. У могилы Бахтияровой смел прошлогодние листья и вдруг заметил на цементном памятнике сильно потасканные крылья в осьмушку на видавшем виды ремешке. Пока я их разглядывал, из-за моей спины вынырнула девчонка лет пятнадцати – кажется, я видел ее крутящей брейк в парке около памятника Кирову, где тусуется молодежь.

– Можно?

Она выхватила у меня крылья и нацепила на спину. Крылья сидели на ней, как влитые.

От такой наглости я потерял дар речи. Девчонка мягко улыбнулась, подпрыгнула и взмыла в воздух. Хрупкая, почти невесомая, она пролетела над могильными камнями и скрылась в листве кладбищенских лип.

Любому, кто в 90-х, застраховав новую машину, менял по гарантии бракованную деталь, пришлось пережить минуты волнения: вдруг втихаря заменят на б/у? Пятнадцать лет становления страховой системы даром не прошли. У нас в Старгороде все знают историю Кота и Котяка.

Василий Андреевич Спицын, заработав на фотографировании детских садов, приобрел свою первую «Волгу».