Ян Кеффелек - Варварские свадьбы

— Заткнись и пей.

И он стал поливать ее виски. Задыхаясь, Николь пыталась расцарапать ему лицо и вырваться.

— Прекрати вопить, иначе…

Он щелкнул зажигалкой. Николь в ужасе увидела, как пламя осветило ее залитые виски волосы. Уил ухмылялся. Свободной рукой он ощупывал сжавшееся от страха тело.

— Ты написала в штанишки, дарлинг, — прошептал он, умильно подмигнув. — Я заберу их с собой в Нью–Йорк. На память. — Взгляд его зеленых глаз налился свинцом. — А ну, сними–ка их.

Охваченная стыдом, она. казалось, оцепенела.

— Снимай! — рявкнул он и, вырвав у нее клок волос, поджег их.

Он блаженно улыбался и, переводя дыхание, наблюдал за тем, как девочка повинуется его приказу. Подняв трусики, упавшие между черными ботинками, он, потрясая своей добычей, будто скальпом, осмотрел их при свете лампы, а затем небрежно сунул в свой дорожный сундук.

— А вот теперь можно и потрахаться, дарлинг! Моя жена всегда хочет трахаться.

Он достал из шкафа еще одну бутылку шотландского виски и открыл ее зубами. Николь снова попыталась вырваться, но пошатнулась от страха и, падая, поцарапала себе колени. Не дав ей подняться, он сбил ее ударом ноги и, тяжело дыша, навалился на нее. Силой разжав ее губы, стал вливать ей в рот виски, грубо ударяя горлышком бутылки о ее зубы и паясничая, видя, как она захлебывается.

— О нет, Уил, нет, — простонала Николь еще раз, и то были ее последние слова этой ночью.

Расстегнув свои форменные брюки, Уил грубо овладел девушкой, не обращая внимания на ее крики и рыдания. Он никак не мог кончить и в бешенстве осыпал ее оскорблениями и ударами. Николь, обмякшая и почти бесчувственная, только тихо стонала; губы и тело ее кровоточили. Путаясь в спущенных брюках, Уил протащил ее по полу к кровати: «Ах ты, французская милашка!» и, открыв дверь, заорал в темноту: «Come on, guys, she is ready» [2] Давай сюда, парни, она готова (англ.). . Затем стал яростно топтать свои брюки, пока не освободился от них совсем, глотнул еще виски и снова навалился на Николь.

Снаружи хлопнула дверь. Из соседнего барака пришли Альдо и Сэм, выпивавшие в ожидании сигнала Уила и время от времени заглядывавшие в окно, чтобы насладиться зрелищем.

Альдо, чилиец, был гигантского роста, с огромным животом, Сэм — рыжим юнцом, сыном пастора.

— Мои друзья, — объявил Уил. — Гуляем, дарлинг. Он попытался поставить ее на ноги, но она падала, не переставая стонать. Сэм с грубым смехом схватил ее одной рукой за талию, а другой стал шарить под платьем. Уил вцепился в вышитые воланы и резко рванул их вверх. Пояс, пуговицы разлетелись во все стороны, но рукава и воротник уцелели. «Exactly like football» [3] Совсем как футбол (англ.). , — хмыкнул он и, глупо гоготнув, сорвал с нее платье, как шкурку с камбалы, и швырнул его на пол.

Воцарилось молчание. Трое мужчин с таким интересом разглядывали свою обнаженную и дрожащую жертву, словно только что поймали добычу. Расстегнутый лифчик висел на одной бретельке. Одна из черных маминых туфель закатилась под кровать. Николь стояла перед ними с заплаканным лицом, прикрывая съежившееся тело руками.

— Lovely [4] Чудно (англ.). , — произнес Альдо хриплым голосом и своей здоровенной волосатой рукой осторожно спустил с ее плеча оборванную бретельку, портившую зрелище. — «Lovely». — Он расстегнул ремень. — «There» [5] Сюда (англ.). , — сказал он Сэму, показав на стол.

Альдо насиловал ее прямо на столе, распластав среди игральных карт и окурков и, когда она инстинктивно порывалась освободиться, встряхивая головой и пытаясь его укусить, приходил в восторг: «Yes, come on, girl, come on» [6] Так, давай, деваха, давай (англ.). . А Уил каждый раз, когда она открывала рот, вливал туда виски. Время от времени он выдергивал у нее прядь волос, поджигал зажигалкой и наблюдал, как она горит.

Они по очереди глумились над ней, оспаривая право надругаться над ее девственностью. Альдо овладел ею сзади, вцепившись в ее белокурые волосы, словно в гриву норовистой лошади. Пот катил с него градом. На его лоснящейся, покрытой густой порослью груди, между черными пупырышками сосков, раскачивался, словно маятник. золотой нательный крест: крупные капли пота падали на распростертое в обмороке тело девочки. Сэм наблюдал за происходящим. Вначале, как только ею приятели оставляли девочку, чтобы промочить горло и перевести дух, он яростно набрасывался на нее. Но вскоре из–за чрезмерного возбуждения вынужден был довольствоваться ролью соглядатая, с завистью наблюдавшего за опустошительными атаками чилийца, который забавлялся тем, что, приподняв стол с припечатанной к нему девочкой, передвигался таким образом по комнате. Уил, чьи нервы были послабее, брызгал на Николь пивом и настаивал на соитии втроем, «like a sandwich» [7] Как сэндвич (англ.). .

— Sleep, my baby. — сказал наконец Альдо. — we are tired [8] Спи, бэби, мы устали (англ.). . — И, взяв Николь в охапку, швырнул ее на походную кровать. Затем собрал разбросанные карты и. слегка осоловевший, вернулся к столу, сел и принялся застегивать брюки.

Уил свалился в углу среди разбросанных бутылок. Он уже погружался в дремоту, когда петушиный крик прорезал тишину. «Чертов петух», — проговорил он, ударив себя по лбу, и совершенно голый вышел из барака.

Минутой позже он вернулся с возмутителем тишины — грозным крикуном с обрезанными крыльями, который, несмотря на руку, сжимавшую его горло, суетливо рассекал воздух шпорами и возмущенно кудахтал. «No», — запротестовал Альдо, когда Уил собрался водрузить птицу на грудь Николь, неподвижно лежащую поперек кровати. Тогда, повернувшись, Уил стал медленно душить птицу, наблюдая, как судорожно дрожит ее розовый язык, как тускнеет взгляд под поникшим гребнем, и только когда из раскрытого клюва хлынула алая струя, ослабил натиск. Затем, взяв кастрюлю, снова вышел и вернулся с яйцами. Одно из них он надбил большим пальцем, держа его над грудями Николь, потом поджарил яичницу; которую они с Альдо молча съели прямо со сковородки без ручки. Чилиец обмакивал в жир пальцы и облизывал их.

На рассвете дух насилия улетучился; осталось лишь смутное гипнотическое наваждение, объединявшее троих мужчин и их жертву. Море умолкло. Слышалось только шуршание иглы по дорожке пластинки. В воздухе стоял затхлый запах недавнего застолья. В этот миг беспамятства, ощущения вне времени, каждый из них. казалось, возвратился в состояние первозданного хаоса, когда не было ни людей, ни памяти, ни безумств: Альдо развалился на столе, свесив руки; Уил распластался на полу рядом со свернувшимся калачиком Сэмом.

Николь с так и оставшейся на одной ноге туфлей, приподняв веки и приоткрыв рот, смотрела невидящим взглядом на проржавевший край оцинкованной крыши.