Бахыт Кенжеев - Золото гоблинов

В искривленном черном зеркале пруда беззвучно дрожали ветви лип, покрытые беззащитной молодой листвой. Суматошно вскрикивая, хлопал крыльями у своего плавучего домика лебедь, которого, вероятно, тревожили дурные сны. Прохожих почти не было.

– Вы Булгакова, должно быть, читали, Дональд? – после короткой паузы спросил АТ.

– Мой русский весьма лапидарен,- засмеялся Дональд,- всего один семестр в летней школе. Вы же знаете нашу работу. Три года в России, а потом перебросят, например, в Бирму. Чтобы не слишком привязывались.

– А я вот, кажется, привязался. Хотя было бы к чему…- как бы оправдываясь, сказал АТ.

– Напрасно оправдываетесь,- рассудительно отвечал мой товарищ. Я для своих лет столько путешествовал, но больше всего люблю нашу улицу на юго-востоке Вашингтона. Не были там? Я так и думал. Туда боятся заходить. А окажетесь – подумаете, что трущоба. И не заметите, например, что все дома в окрестности голые, а наш покрыт плющом и в палисаднике перед входной дверью цветут розы, а на заднем дворе целая роща шелковичных деревьев. У нас там страшно, Алексей. На улице вечно слоняются подростки с бритыми головами, в коже, с кастетами. А я могу заговорить с любым из них – это дети наших соседей, им просто деваться некуда, вот и напускают гонор. У нас бедный район, Алексей. Ростовщических лавок больше, чем денег, а в магазинах продают отнюдь не такую еду, которой нас только что потчевали, а кока-колу и чипсы. Кстати, как вам прием? Такого количества икры я не видел никогда в жизни.

– Большевики превращали церкви в склады, а эти перестроили гимнасий в операционный зал своего поганого банка,- сказал АТ с неожиданным озлоблением.- Вот и ухнула моя новая жизнь.

– Оставьте, Алексей! Ну что вы кукситесь! Обещал же ваш коллега…

– Тамбовский волк ему коллега! – огрызнулся АТ по-русски.

– Не понимаю.- Дональд несколько растерялся.

– Выражение крайнего презрения,- пояснил я.- Служит для дистанцирования от той или иной личности. Мы не опоздаем?

После освящения нового здания Митрополитом Московским в Сосновом зале, который Зеленов действительно обещал сохранить в прежнем качестве, состоялся символический получасовой концерт, в котором Алексей участвовать наотрез отказался. Впрочем, Ястреб Нагорный и Благород Современный исполняли трогательные эллоны, где возмущались убылью русской духовности и призывали вспомнить о том, что эта нация – народ Достоевского и Розенблюма. Спел что-то лирическое и Белоглинский, очевидно, польщенныйвозможностью выступить в компании с классиками. Народ, впрочем, позевывал, дожидаясь угощения и, видимо, радуясь тому, что концерт не затянулся. В половине десятого хлопнули первые пробки в новом операционном зале банка "Народный кредит", среди мрамора и вишневых плоскостей матового дерева. Пан Верлин держался решительным миллионером (каковым, впрочем, уже и стал). Лично Безуглов в шелковом костюме от Версаче, при черной бабочке, вручал избранным (исключительно мужского пола) билетики на еще одно мероприятие (что было уже, на мой взгляд, чрезмерно).

– Это недалеко,- радостно пояснял Безуглов,- лучше всего дойти пешком, всего минут десять. Самые булгаковские места! Патриаршие пруды, напротив того места, где зарезало Берлиоза, да! Старые москвичи должны помнить. Швейная мастерская. Теперь называется ночной клуб "Мануфактура".

– Куда торопиться? – вздохнул АТ.- Давайте здесь посидим. Я своровал с презентации бутылку "Абсолюта", правда, пол-литровую, но не поддельную. И стакан. И даже горсточку маслин.

– А если полиция? – затревожился Дональд.

– Мы не в Америке. Ртищев бы, например, им предложил глоток. Раз его нет, я сам в случае чего попробую.

Мы сели втроем на отсыревшую, прохладную скамью, у самых ног массивного памятника Крылову.

– И не утешайте меня, мой умудренный историческим опытом американский друг. Я не хуже вашего знаю про период первоначального накопления капитала, про неаппетитность всех этих ротшильдов и морганов. Чужой опыт никогда не помогает. И если б вы знали, как противно мне принимать участие в этой афере.

– А это действительно афера? – В голосе его слышалась профессиональная заинтересованность.

– Что об этом говорят ваши эксперты?

Дональд пожал плечами.

– Понимаю, служебная тайна. У меня тоже служебная тайна.

Впрочем, правильно говорят. Я, дорогой Дональд, намерен сегодня рвать копыта из фирмы "Аурум". Иными словами, подать заявление об уходе. С души воротит. Не сердитесь, Анри. Против вас я ничего не имею. Давайте-ка примем немножко. Странное дело – нас в "Мануфактуре" ожидает океан бесплатнойвыпивки. Но здесь как-то слаще. Ей-богу, надо Ртищеву позвонить. Может, он наконец помирился бы с Жорой?

Добрая дюжина недовольных завсегдатаев (кто в малиновых пиджаках, кто – по старой памяти – в кожаных куртках, иные – с золотыми цепями на массивных багровых шеях) толпилась у двери, над которой сияла славянской вязью алая вывеска "Мануфактура". Швейцар, толщиной шеи и особой пустотой в голубых глазах не уступавший никому из толпы, совсем как в старые добрые советские времена пускал внутрь только по билетикам, неласково повторяя слово "спецобслуживание". За полтора месяца своего существования бар стал одним из самых модных заведений в городе. Любопытно, что владельцем его считалось не СП "Аурум" и не ТОО "Вечерний звон", а совершенно независимое ЗАО (люблю эти новые русские аббревиатуры) во главе с Татьяной Сидоренко. Светлана числилась ее заместителем. В тот вечер я был там в первый и последний раз – и, признаться, ахнул. Не зря мы катали сообразительных девочек в Монреаль, ибо по своему убранству заведение в точности соответствовало известному "Хрустальному дворцу" на улице Св. Екатерины. Те же дубовые столы, те же пивные кружки, та же небольшая эстрада с никелированными вертикальными стойками, держась за которые пляшущие девицы принимали соблазнительные позы. Впрочем, девицы на эстраде раздевались не вполне, оставляя на себе чудом державшиеся бикини, и отличались от монреальских несколько большей раскормленностью. Танцев на табуреточке не предусматривалось. Зато (я сразу вспомнил об афронте, пережитом несчастным Зеленовым, и подумал, что он наверняка приложил руку к организации "Мануфактуры") за стойкой бара, занимавшего центр довольно обширного, на сорок столиков, зала восседало дюжины две девиц вполне одетых, со скучающими взорами, попивающих пепси-колу и молочный коктейль. Приглядевшись, я узнал кое-кого из "Космоса". Гости с презентации весьма алчно подстраивались к девицам. Позднее я узнал, что плата за услуги в тот вечер была им выдана заранее банком "Народный кредит". На всем пространстве зала бешено плясали хмельные гости. Мелькали желтые, синие, багровые лучи света. Стереосистема громыхала так, что болели уши. Я прислушался к словам разудалой песни, но разобрать ничего не смог, кроме припева – "American boy… уеду с тобой…".